Ключ
Шрифт:
— Ну-у, — протянула учительница, — мороженые котлеты — разве это вкусно? Одним словом, Демид, сделайте с Ларисой мне такое одолжение — съешьте…
Лицо Ларисы осталось по-прежнему спокойно-непроницаемым, лишь ноздри шевельнулись, уловив запах жареного мяса, а Демид, не скрывая своего восторга, заявил:
— Ольга Степановна, это уже не первые, не вторые и даже не третьи котлеты, которые мне приходится съедать. И зачем вы их столько жарите? Лариса не хочет, а я поужинаю. Спасибо.
— Вот и прекрасно, — Ольга Степановна
— Вот это да! — Демид пододвинул табурет к столу. — Я займусь этим королевским блюдом, а ты подыщи мне какой-нибудь подходящий сейф.
— Вот этот тебя устроит? С винтовым засовом? Гент и компания… Не забудь все-таки оставить мне одну котлету.
— Ради бога, что ж ты молчала, — ответил Демид и, положив на тарелку две котлеты, подал Ларисе. — Оцени искусство Ольги Степановны.
— Ты не знаешь, сколько сейчас времени?
— Десять часов.
— Откуда это тебе известно?
— Последние известия передают. Я живу по радио.
— Скажи, это очень неприлично, что я вот так забралась с ногами на твою постель?
Демид оторопело посмотрел на Ларису.
— Послушай, — сказал он, — и запомни раз и навсегда, тебе только пятнадцать лет, и ты пока всего-навсего зеленый стручок, которому предстоит еще стать красивой девушкой.
— Ну ты и нахал…
— Лежи, лежи. Тебе когда нужно быть дома?
Лариса метнула на него настороженный взгляд, поняла, что лгать, пожалуй, нет смысла: Демид обо всем уже догадался, и покорно сказала:
— Где-то около одиннадцати, наверное.
— Вот и лежи, отогревайся. Слушай музыку, поищи что-нибудь интересное, джаз, например. Я люблю. А мне в училище задали одну логическую схему набросать. — И углубился в свою схему, стараясь понять, как в простом сумматоре электронно-вычислительной машины подключаются логические элементы. Музыка тихо играла, пока не прозвучал сигнал точного времени.
— Мне, пожалуй, пора, — сказала Лариса, — уже одиннадцать.
— Я провожу тебя. На лестнице темно, и тебе будет страшно.
Лариса молча кивнула, надела шубку.
— Ты какой-то несовременный, — сказала она. — У него девушка разлеживает на постели, а он занимается своими логическими схемами.
— Я уже сказал вам, уважаемая Лариса Павловна, что вы еще не девушка, а зеленый стручок, но, если тебе так хочется, я исправлю свою оплошность и сейчас же поцелую тебя.
— И получишь по заслугам! — Глаза Ларисы вспыхнули гневом.
— Так чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы за мной ухаживали, говорили мне комплименты, красивой жизни хочу.
— Дуреха ты, Лариска, вот что я тебе скажу…
— А мои учителя, например, другого мнения. За все восемь классов у меня была одна-разъединственная четверка.
— Не о том, однако, речь. Ключ, который подошел бы ко всем сейфам, тоже часть твоей «красивой
— Возможно. Невежливо грубить хозяину, оказавшему тебе гостеприимство, но я скажу — ты все-таки не из нашего столетия…
— Ты права, я из будущего.
— От скромности ты не умрешь. Удивительное все-таки дело: ты очень правильный парень и потому должен быть скучным, а с тобой интересно. Почему бы это? Однако пора идти. Спасибо за все. Хорошая у тебя комната. Мне бы такую. Чтобы можно было запереться.
Демид минут через пятнадцать вернулся домой, и Ольга Степановна снова постучала в дверь.
«Сейчас придется выслушать нотации»… — подумал беззаботно Демид, не чувствуя за собой вины, однако глубоко ошибся. Ольга Степановна вошла, села на табуретку, стоявшую возле железного столика, с которого Демид уже успел убрать остатки ужина, помолчала немного, а потом сказала:
— Хорошая девушка была у тебя, Демид.
— Сейчас их навалом таких, мечтающих о красивой жизни, — ответил Демид.
— Ты правильно сделал, что пригласил ее. Между прочим, она очень талантливая и трудолюбивая девочка.
— Не знаю, может быть, я бесталанный, но я работать люблю и в поисках красивой жизни в туфельках по морозу не бегаю…
— Господи, какой же ты еще глупый, — спокойно заметила Ольга Степановна. — Она тебе ничего не говорила? — Они разговаривали, как два школьных товарища.
— Это я ей кое-что сказал…
— И напрасно. Она на мороз в туфельках выбежала скорее всего потому, что не успела потеплее одеться. У нее отец алкоголик… Ты этого не знал? Когда у него запой, она из дома убегает. Сколько еще горя на земле, Демид.
Юноша припомнил отца Ларисы, Павла Аполлоновича Вовгуру. Крупный мужчина, работает, кажется, где-то на мясокомбинате, рубит свиные да телячьи туши, пьяным его Демид никогда не видел.
— Ольга Степановна, вы не ошибаетесь? Он всегда трезвый. И зарабатывает хорошо. Лариса видели как одевается? Шубка, туфельки…
— Не ошибаюсь. И это очень страшно, когда человек пьет тихо, тайно, чтобы никто, кроме домашних, не знал, а напьется — начинает издеваться, и тоже тихо, ни к чему не придерешься. Жену свою, маму Ларисы, он прежде бил смертным боем, теперь на дочку огонь перенес, новый объект подрос… И что удивительно, когда трезвый — любит ее…
— Ольга Степановна, почему на свете так много плохих людей?
— Нет, их не так уж и много. Просто хороший человек — это норма нашей жизни, а плохого сразу видно. Представь себе — красивый ковер, а на него кто-то бросил ошметки грязи. Ты не сразу разглядишь рисунок ковра, а вот грязь заметишь, грязь — она издали видна. Это, конечно, простейший случай, бывает посложнее. Вот Колобок, по-твоему, хороший или плохой человек?
Демид усмехнулся, подумал.
— Так прямо и не скажешь. Он и хороший и плохой, а иногда и… страшный.