КНДР вчера и сегодня. Неформальная история Северной Кореи
Шрифт:
В наше время наиболее «естественным» источником нежелательной информации может быть радио — простое, дешевое, портативное, способное к приему программ, передаваемых с очень больших расстояний. Поэтому контролю за радиовещанием северокорейские власти уделяют наибольшее внимание. При этом Пхеньян не стал следовать былому советскому примеру и глушить иностранные радиостанции. Власти Севера нашли более дешевое и, в то же самое время, более надежное решение этой проблемы: они просто запретили продажу радиоприемников со свободной настройкой. Те небольшие ламповые приемники, которые можно купить в корейских магазинах, имеют фиксированную настройку на волну официального пхеньянского радио. Разумеется, разбирающийся в радиотехнике человек мог бы переделать их без особого труда. Чтобы не допустить этого, органы безопасности время от времени проводят инспекторские проверки всех зарегистрированных приемников. Кроме этого, контроль за «правильным» использованием радиоприемников является
В КНДР полностью запрещено распространение любых иностранных газет и журналов. Конечно, они поступают в спецхраны крупнейших библиотек, но и там доступ к ним чрезвычайно ограничен, ими, как правило, не могут пользоваться даже специалисты-филологи. Из зарубежных книг в открытых отделах библиотек находятся только технические справочники и издания по естественным наукам, художественная же и общественно-политическая литература вся поступает в спецхран. Не являлись исключением и издания других социалистических стран, так как даже в 1970-е гг. официальная советская (а уж, тем более, польская или, скажем, венгерская) печать подвергалась куда меньшей цензуре, чем печать корейская.
Возможности получения какой-либо нежелательной информации через посредство личных контактов с иностранцами у северокорейцев тоже отсутствуют, так как несанкционированное общение с иностранцами категорически запрещено, а нарушение этого запрета может закончиться крупными неприятностями. Те немногочисленные иностранные граждане, которые живут в Пхеньяне, могут иметь дело только лишь со специально обученными и тщательно проверенными людьми, которые, как можно предположить, в своем большинстве являются либо кадровыми сотрудниками, либо агентами спецслужб.
Разумеется, практически не ездят корейцы и за границу. Некоторое количество северокорейских студентов, правда, обучалось в разное время в СССР, Китае, некоторых других странах, но, конечно, ни о каком туристском обмене не может быть и речи. За границу имеют возможность ездить только некоторые представители элиты, да и то не слишком часто. Исключением, правда, являются северокорейские лесорубы, которые с конца шестидесятых годов работают на российском Дальнем Востоке. Однако и там их контакты с местным населением всячески ограничиваются властями. Лесорубы живут в специальных поселках, которые скорее напоминают лагеря, под неусыпным наблюдением сотрудников северокорейских спецслужб. Правда, ситуация несколько изменилась в 1997–2000 гг., когда десятки (или даже сотни) тысяч северокорейских беженцев пересекли китайскую границу и нашли убежище в китайской Манчжурии. После того, как стало ясно, что южнокорейские власти не только не стремятся использовать этих беженцев, но и всячески препятствуют их въезду в Южную Корею, власти КНДР также стали смотреть на подобные переходы границы сквозь пальцы.
Все это изоляция, так сказать, пространственная. Но ведь противоречащие официальным установкам идеи, как и факты, ставящие под сомнение эти установки, могут проникать в умы не только из-за границы, но и из старой литературы, из изданий прошлых лет. Человек может в какой-нибудь старой книге или журнале прочесть что-нибудь лишнее или о деятельности партизан, или о советской помощи, или еще о чем-нибудь. Чтобы не допустить этого был найден простой (и вполне в духе Оруэлла) выход: вся литература, вышедшая более чем 10 или 15 лет назад, находится в спецхране и выдается только специалистам с особого разрешения «компетентных органов». Это не распространяется лишь на техническую и справочную литературу. [295]
В результате всех этих мер деятельность северокорейского пропагандистского аппарата протекает в весьма своеобразных условиях. Монополия на информацию в КНДР носит абсолютный характер, официальной пропаганде не приходится иметь дело не только с внутренними, но и внешними соперниками. Нет никакой необходимости в ведении контрпропагандистской деятельности. Рядовые граждане страны получают лишь ту информацию, которую считают необходимым довести до них официальные органы. Таким образом, создаются практически идеальные условия для формирования в умах северокорейцев того образа мира, который выгоден правящему слою.
Другой характерной чертой корейской пропагандистской системы является то, что она без каких-либо принципиальных изменений существует уже около пяти десятилетий. Нынешний северокорейский режим в общем и целом сформировался уже к середине 1950-х годов. Конечно, не следует думать, что он был неизменен все эти десятилетия: перемены происходили, и порою достаточно существенные, но тем не менее, они не носили принципиального характера. Касается это и северокорейской пропаганды. Основные ее положения (величие Ким Ир Сена и его семьи, чучхейский национализм, атаки на США и, особенно, на Южную Корею) оставались неизменными. В результате в Корее уже два-три поколения людей выросли под интенсивнейшим воздействием одних и тех же пропагандистских постулатов.
Стенд с антиамериканскими плакатами, 1952 г.
Сочетание этих трех факторов: чрезвычайной интенсивности пропаганды, стабильности ее основных тезисов на протяжении десятилетий и информационно-пропагандистской изоляции страны — делает корейскую пропаганду, да и вообще идеологическую жизнь в КНДР явлением в своем роде исключительным и в силу этого достаточно интересным.
***
Главная тема северокорейской пропаганды — это, конечно, Ким Ир Сен, его жизнь и заслуги перед страной. «Воспитание любви к Вождю» (или, иначе говоря, насаждение культа личности Ким Ир Сена) во всех официальных документах рассматривается как важнейшая задача пропаганды. Методы этого воспитания были некогда заимствованы из СССР, но нынешняя северокорейская пропаганда оставила далеко позади сталинские образцы. О масштабах, которые приняло «воспитание любви к Вождю» можно судить и по печати, в том числе и по тем материалам, которые попадает за границу, но в полной мере размах деятельности по «воспитанию любви к Вождю» тем, кому не довелось побывать в КНДР, трудно даже представить. С конца 1970-х годов большое внимание уделяется и пропаганде личности Ким Чжон Ир — сына Ким Ир Сена, который официально провозглашен его преемником и «продолжателем великого чучхейского революционного дела». Не только средства массовой информации, но и кинематограф, театр, литература неустанно подчеркивают, что уже с ранней юности Ким Ир Сен стал Великим Вождем корейского народа, который обязан ему всем. Как поется в одной из наиболее часто исполняемых в КНДР песен:
Кто дал нам счастье сегодняшнего дня?
Его дала нам партия, его дал Вождь.
По пути, указанному Великим Вождем Маршалом Ким Ир Сеном,
Мы будем идти, не щадя своей жизни!
И у Ким Ир Сена, и у Ким Чжон Ира есть четкая титулатура, список почетных прозваний. Например, у самого Ким Ир Сена есть, среди прочих, следующие титулы: «Великий Вождь нашей партии и народа, Маршал могучей республики, Солнце нации, Железный всепобеждающий полководец, Выдающийся руководитель международного коммунистического и революционного движения, Впервые появившийся в пятитысячелетней истории нашей страны легендарный герой». С 1970-х гг. к большинству этих титулов часто добавляется и слово «отец». Вообще, патерналистские идеи о «правителе — отце народа», столь популярные в конфуцианстве, обычны и в северокорейской пропаганде. Ким Ир Сен обычно изображается как мудрый и заботливый отец, не оставляющий своим вниманием всех своих подданных. В одной истории он останавливается, чтобы подвести в своем лимузине встреченную на дороге старушку, в другой — лично руководит лечением раненного во время аварии на заводе молодого рабочего, в третьей — лично интересуется состоянием быта ветеранов-инвалидов. Некоторые из историй не просто являются откровенно конфуцианскими по своей идеологии, но и просто представляют из себя перелицовку известных сюжетов корейской и китайской конфуцианской мифологии. Например, всем жителям Северной Кореи хорошо известна история о том, как в 1945 г. Великий Вождь, занятый государственными делами, дважды проезжал мимо родной деревни, но так и не заехал туда, ибо не хотел тратить ни одной минуты своего драгоценного времени на что-либо, не связанное с заботой о народе. Только в третий раз он, после настойчивых уговоров, наконец согласился посетить Мангендэ. Любому человеку, знакомому с дальневосточной традицией, этот сюжет известен более чем хорошо. Точно такое же предание рассказывалось о знаменитом корейском полководце Ким Ю Сине (VII в.), однако первоначальным источником, скорее всего, является притча о китайском мудром императоре Юе.
Ким Чжон Ира же в свое время, когда его возвышение только еще начиналось, именовали странноватым на наш слух термином «Центр Партии», но в конце концов за ним закрепился титул «Любимый руководитель». Даже если само имя Ким Ир Сена или Ким Чжон Ира не упоминаются в статье или радиопередаче, каждый кореец отлично знает, к кому только приложимы те или иные титулы, и никогда не спутает, например, «Великого Вождя» (то есть Ким Ир Сена) с «Любимым Руководителем» (то есть Ким Чжон Иром). [296] Установлены специальные слова и даже грамматические формы, которые могут употребляться только по отношению к Ким Ир Сену или Ким Чжон Иру. Их имена всегда набираются в северокорейских печатных изданиях специальным жирным шрифтом. Более того, северокорейцев уже в начальной школе учат «правильному» построению фраз с упоминанием имени вождя и его сына. Эта, так сказать, «придворная грамматика» предписывает следить за тем, чтобы ни одно из этих двух священных имен не оказалось, упаси господи, в середине и конце фразы, а обязательно бы находилось в ее начале.