Книга Истины
Шрифт:
Вновь запели трубы, и к помосту приставили четыре лестницы. Четыре жреца поднялись по ним и встали спинами к груде поленьев, повернувшись каждый в свою сторону света. У каждого в руке был пергаментный свиток.
Трубы запели в третий раз, протяжно и медленно. Когда они смолкли, на площади воцарилась тишина, нарушаемая лишь фырканьем лошадей и скрипом сбруи. Тысячи людей безмолвно взирали на возвышение.
– Жители Лагодола, благословенного и великого, возлюбленные дети Гроз!
– заговорили жрецы слаженно, как один, из-за чего голоса их сливались, резонировали и разносились
– Сегодня мы прощаемся с достойнейшим из сынов королевского дома, с Локо Арнеро Горуа, герцогом Горским. Он был благородным воином и мудрым правителем…
С каждым зачитанным жрецами словом Дорскому всё меньше верилось в реальность происходящего. Вот только сон и не думал кончаться, и каждая его секунда раскаленным гвоздём вбивалась в сердце. Брата больше нет. За кого ему теперь воевать против целой империи? Против храма и оранжевых? Королевских шакалов герцог заметил только теперь. Они широким кольцом окружали помост, но смотрели не на него, а в толпу. Юноша по привычке опустил голову, пряча глаза под широкими полями шляпы.
– …пусть он оступился и поднял руку на избранного Грозами наследника… - слившиеся в один голоса жрецов отточенным клинком вонзились в сознание герцога.
Он вздрогнул и прислушался.
– …его высочество герцог Раданский простил брата, как порой прощают оступившихся детей своих Грозы, и память о нём не будет запятнана недостойным поступком…
Многотысячная толпа недовольно загудела, но голоса жрецов, не дрогнувшие ни на миг, перекрыли, а затем и подавили этот шум.
– Как это по-королевски, - неожиданно зло прошипел рядом Вирин, - арестовать, оклеветать, отправить к Седьмой, а потом великодушно простить!
Эта реплика словно прорвала плотину в сознании Дорского, и чёрная пустота начала стремительно заполняться кипящим гневом.
– Я сорву с него корону и втопчу её в грязь, - тихо, для одного только Вирина прошептал Лонцо, и ярость в его голосе заставила музыканта вздрогнуть.
Стараясь не проявлять эмоций, чтобы не привлечь внимания оранжевых, Лонцо вместе с остальными дослушал речь до конца. Солнце к этому моменту утонуло в горах, и свет над Торном начал меркнуть. Закончившие чтение жрецы спустились с помоста, и к поленнице потянулись факелы на длинных рукоятях. Стражи оттеснили толпу, оставляя вокруг помоста шагов двадцать пустого места. Трубы запели гимн Гории, но так медленно, что это больше походило на траурную песнь. Пламя занималось медленно и неохотно, словно не признанные храмом духи огня не были согласны с прощальной отповедью. Наконец, пламя окрепло и поднялось, слизнув с гроба алый флаг и только потом взявшись за синий. Лонцо вдруг обнаружил, что от его сердца ещё что-то осталось, и это что-то болезненно сжалось под треск пылающего дерева. Чтобы сдержаться и не закричать, Дорский перевёл взгляд на дворец. До него было шагов сто пятьдесят, но тьма ещё не сгустилась, и герцог смог разглядеть людей на галереях. Почти всех он знал. Советники, военные начальники, придворные… Лорда Биоро среди них не было.
– Разворачиваемся. Нам ещё в комендатуру, - голос сотника прозвучал глухо и непривычно.
Он первым повернул коня и двинулся к выезду с площади.
Лонцо догнал его, заставил коня идти рядом.
– Странно, что на галереях не было знаменитого лорда Биоро, - проговорил он тихо, как бы ни к кому не обращаясь.
– Советника Биоро, светлая ему память?
– Атор прищурившись, посмотрел на юношу.
– Ты что, совсем не интересовался, куда едешь? Советник умер в день ареста герцога. Сердце не выдержало известия.
– И под чьей властью теперь Гория?
– Дорскому стоило титанических усилий сохранить равнодушный вид.
Он вдруг понял, как чувствуют себя люди, сорвавшиеся со скал в пропасть.
– Горией правит совет во главе с лордом Торхом. Это…
– Правая рука Тагора, я знаю… - Лонцо смотрел в холку своего коня, ещё не осознавая до конца всё, что услышал.
– Почему толпой едем?!
– рявкнул сотник, обнаружив, что его бойцы уже давно двигаются по широкой улице.
– Вы солдаты или мешки базарные?!
Лонцо придержал коня, дождавшись, пока перестроившиеся верховые проедут мимо. Вместе с Вирином он пристроился в самом конце.
– Никто не будет нам помогать… Никого не осталось, - глухо проговорил герцог.
– Я слышал, - отозвался музыкант.
– Что мы теперь будем делать?
– Служить в торнском гарнизоне, - горько усмехнулся Лонцо.
– Этого ещё не хватало!
– прошипел Вирин, хватая поводья Дорского и натягивая свои.
Никто из солдат не заметил остановки. Вирин повернул обоих коней в ближайший переулок.
– Наши документы, правда, остались у сотника, но теперь они нам ни к чему. Поймают, как дезертиров, ещё и под трибунал попадем. А нам теперь надо подальше отсюда оказаться. Предложения будут?
– музыкант посмотрел на друга, но тот, похоже, глубоко ушёл в себя.
– Лонцо!
– Что?
– герцог перевёл на Вирина равнодушный взгляд.
– У тебя вид начинающего самоубийцы.
– Самому не придется. Видел, сколько здесь оранжевых? Они здесь не просто так… знали, что я появлюсь на церемонии…
– Только под серым пером увидеть не ожидали, и это нас спасло. А раз спасло, надо действовать!
– И что ты предлагаешь?
– голос герцога лучше всего прозвучал бы в склепе.
– Лонцо, прекрати. Или я тебя сам убью прямо сейчас, чтоб оранжевых зря не напрягать.
– Убивай, если хочешь…
– А кто сказал «сниму корону, втопчу в грязь»?
– яростно прошипел музыкант.
– А что я могу? Вернуться в Карду, влезть в окно и перерезать Тагору горло? Да я к нему даже подойти не успею, - Дорский посмотрел, наконец, на Вирина.
Отчаяния в его глазах хватило бы на пару сожжённых деревень.
– Я тебе не предлагаю с ножом в окно лезть. Что за варварские фантазии? Единственное, что тебе сейчас может помочь, это знания великого Дараана.
– Что?
– в глазах герцога появилась некоторая осмысленность.
– Здесь у нас больше ничего не осталось. Значит, едем в Серую Долину и пытаемся разгадать загадку Дараана. А потом ты вернёшься и сделаешь с Тагором всё, что захочешь, - горячо говорил Вирин, потихоньку уводя коней прочь от больших улиц.