Книга из человеческой кожи

Ловрик Мишель

Дуновение холодного ветра заставило меня вздрогнуть. Подобно ране на молодой коже, в освещенной солнечными лучами стене неожиданно открылся проход. Он вел в таинственный темный зал, в котором стояла пара гробов, похожих на колыбельки, в одном из которых лежало высохшее тело монахини в полном облачении и с пастырским посохом в руках. Я невольно вскрикнула от испуга.

Velo blancoпояснила, что монахиня мирно скончалась от старости. Она пролежит так целый день, пока монахини будут праздновать ее вознесение в рай. На стенах виселипортреты других умерших монахинь с закрытыми глазами и ввалившимися ртами. Все они сжимали в руках пастырские посохи, похожие

на древки копий. У некоторых на бледных лицах отросли настоящие усы; у других брови были густыми настолько, что казались сросшимися на переносице. На головах у них были свадебные венки, а прически отличались торжественной праздничностью. Я подошла поближе, чтобы внимательнее рассмотреть картины. Раз они оказались в этом монастыре, все эти женщины должны были быть чистокровными испанками, тем не менее художники ухитрились придать их внешности колорит Южной Америки. Интересно, как им это удалось? Сесилия наверняка с легкостью распознала бы нужный оттенок…

Velo blancoпоспешно вывела меня из синего дворика обратно к помещениям послушниц. Когда мы приблизились, я увидела еще одну монахиню: с подносом в руках она подошла к дверям моей новой кельи. Она приостановилась у дверей и заглянула в темноту. Должно быть, внутри она увидела нечто такое, что напутало ее: опустив поднос на скамеечку подле двери, она поморщилась и убежала прочь, не сказав ни слова. Когда я повернулась к v'elo blanco,чтобы спросить у нее, что же так напугало ее сестру, оказалось, что и та уже исчезла.

Сестра Лорета

Дьявол, которым были одержимы Иуда и Иезавель, вселился в эту девчонку из Венеции, сделав ее сильнее всех слабых сестер Святой Каталины.

И только одна Я могла сохранять бдительность. Мой долг в том и состоял, чтобы уберечь наших бестолковых девственниц от скверны, потому что они все время ступали по краю бездны.

Быть может, Я сумею отразить нападение Венецианской Калеки до того, как оно состоится? Таковы были одолевавшие Меня мысли, пока Я спешила по двору к новициату, [143] где должна была председательствовать на открытии сундуков с приданым Венецианской Калеки. Мои ангелы взволнованно порхали вдоль стен.

143

Новициат – дом послушничества; помещения, где живут послушницы.

– Да, да, – сказала Я им. – Я передам эту дочь сатаны в руки Господа нашего.

Брат дочери сатаны, как Я уже поняла, снабдил Меня всеми необходимыми инструментами. Вот так Божий замысел всегда открывается истинно Просветленным.

Марчелла Фазан

На пороге я заколебалась. Рука болела в том месте, где доктор сделал мне укол. Голова стала тяжелой. Из моей кельи доносились звуки бурной деятельности, словно там носились и дрались венецианские крысы. Заглянув в окно, я увидела, что крышка одного из моих сундуков с приданым открыта и над ним склонилось чье-то лицо под вуалью. Я вспомнила неловкость, с которой prioraпояснила мне:

– Мы должны проверить ваше приданое, дорогая моя. Это неприятное занятие, но таково распоряжение нашего капеллана.

И занималась этим делом весьма неприятная на вид монахиня. Это была vicaria,та самая, которая столь неприветливо встретила меня у ворот. И вот сейчас она переворачивала вверх дном содержимое моих сундуков.

Она сняла свои синие очки, и я увидела, что один глаз у нее плотно закрыт слипшимися складками кожи. Лицо у нее было изрыто ямочками и обожжено. Впоследствии я узнала, что, будучи еще ребенком, она сунула голову в котел

с кипящей водой в надежде, что полученные шрамы отпугнут потенциальных мужей. Но пожалуй, черты ее лица были уродливыми изначально. Глазки у нее были чересчур маленькими и чересчур близко посаженными, остренький двойной подбородок выдавался вперед, а крючковатый нос никак не мог быть результатом самобичевания.

Она глубоко засунула свои мужские руки в один из моих сундуков с приданым, а потом вдруг резко отдернула их. С пальцев у нее закапала кровь – должно быть, она порезалась об осколки бокалов муранского стекла, которые разбились на горе. Да и лодыжка ее тоже сочилась кровью – похоже, на бедре она носила власяницу.

Как только я вошла в свою келью, она выпрямилась и с силой отвесила мне пощечину. Я почувствовала, как крошечные осколки стекла вспороли мне щеку, и на воротник мне потекла кровь.

– Так я и думала. Венецианка здесь среди нас! Я возражала против твоего приезда с самого начала. Но они не стали меня слушать во время голосования. Им, видите ли, было любопытно взглянуть, что ты из себя представляешь. Ты немедленно отправишься в купальню и будешь сидеть в воде два часа, дабы остудить твой calor. [144] Видела бы ты вульгарный пот у себя на лице!

Calor?В Венеции мы говорим «in calore»,когда кошке нужен супруг.

144

Жар, рвение, пыл, страсть (исп.).

Я проводила взглядом ее окровавленный указующий палец и обнаружила, естественно, что именно мое приданое навлекло на меня обвинение в непристойности. Мой брат выбрал святого Себастьяна в качестве моего личного покровителя. Vicariaс ненавистью испепеляла взглядом симпатичную статуэтку и потрясающе безмятежный образ, написанный Мантеньей.

– Это непристойность! Бесстыдство! – прошипела она. – Я оказалась права, когда предупреждала их, что ты пришла совратить наших молодых сестер. Но они не пожелали меня слушать.

А Мингуилло, должно быть, каким-то образом пронюхал, что здесь, в монастыре Святой Каталины, святой Себастьян пользуется исключительно дурной славой. Я совершенно не задумывалась о том, какие вещи были уложены в моих сундуках, точно так же, как раба мало интересует предлагаемая за нег цена. Мне и в голову не пришло заподозрить, что даже в моем приданом Мингуилло отыщет способ уязвить меня.

– Мой брат… – запинаясь, начала было я, но потом умолкла.

Мингуилло был здесь и встречался с ними. В лице vicariaон наверняка нашел родственную душу. И неужели priora,которая явно симпатизирует мне, тоже играет некую роль в его махинациях? И вот тут-то на меня вдруг обрушился весь ужас моего одиночества. Я с тоской вспоминала об Анне и Джанни, как они смотрели на меня с бесконечной любовью во взоре. И Сан-то в саду Сан-Серволо, ищущий мой взгляд.

– Чтомы поставим в твою hornacina? – требовательно вопросила vicaria,снова ударив меня по лицу и указав на арочный альков, явно игравший роль маленького алтаря в моей комнате. Он был украшен наивными изображениями цветов и листьев.

– Это святотатственная мерзость, – она с отвращением указала на святого Себастьяна, – отправится прямиком в сейф, чтобы более никогда не оскорблять взор приличных женщин. Будь моя воля, я бы предала его огню. Но Божий замысел состоит в том, чтобы тыхорошенько усвоила урок, который не забудешь никогда.