Книга Легиона
Шрифт:
Но в таком случае, что касалось его, Легиона, — возможность именно тождественного повторения генной цепочки означала репликацию его личности и, по-видимому, репликацию сознания, то есть непредусмотренный замыслом Творения факт. Теперь ему стало понятно озверелое сопротивление девчонки: она просто запрограммирована на то, чтобы не дать реализоваться непредусмотренному событию. От этого дух захватывало: он, Легион, воочию наблюдал, как Господь Бог исправляет опечатку, латает свои огрехи. Это было похлеще, чем в аспирантские времена найти ошибку в трудах научного руководителя. Ну, а если это не огрех? Если так и предусмотрено Замыслом, и он, Легион, просто получил некий выигрыш в этой вселенской генной рулетке? Голову можно сломать…
Подобные догадки, иногда совершенно поразительные и запредельно парадоксальные, теперь все время теснились в его уме. И вообще, с ним творилось что-то необъяснимое — про себя он условно назвал это расширением сознания.
Началось
В другой раз ему довелось пережить одновременно несколько состояний, причем в одном из них он наслаждался плавным полетом над землей под легкими полупрозрачными крыльями, и встречный поток воздуха приятно холодил лицо. И эту сумму ощущений уже невозможно было объяснить ни причудами памяти, ни игрой воображения: он никогда не летал на дельтаплане и не мог знать деталей его устройства, которые — он специально проверил — оказались совершенно точными.
Выходило, он обладал способностью каким-то образом проникать в чужие сознания. Это порождало массу вопросов, и поскольку речь шла о чем-то, совершенно неизведанном, никакие предположения нельзя было отвергать как заведомо абсурдные. Приняв в качестве обоснованной гипотезы, что он вторгается во вполне конкретные состояния конкретных людей, Легион первым делом задался вопросом, синхронны ли наблюдаемые факты чужой жизни его собственной или он проживает чьи-то воспоминания? Он не мог об этом судить по времени суток и положению солнца, ибо учитывал существование часовых поясов, но ждал, когда в его поле зрения попадут какие-нибудь часы, надеясь извлечь искомый результат из положения минутной стрелки. Когда это, наконец, случилось, время совпало. Итак, проникновение в чужие состояния происходило без смещения во времени. Что же касалось географических границ изучаемого явления, то, судя по разнообразию и, порой, экзотичности воспринимаемых зрением ландшафтов, его телепатические возможности не ограничивались в пространстве узким радиусом действия.
Продолжая свои наблюдения, он невольно тренировался во вхождении в сферы чужих восприятий. Теперь, уловив любое мимолетное ощущение, например, осязательное или зрительное, он мог незначительным усилием воли его прояснить и дополнить четкими данными всех остальных органов чувств неизвестного ему по имени, но совершенно определенного человека. Пока что он мог проживать состояния своих объектов вторжения (именно так он их про себя называл) исключительно на уровне сенсорного восприятия, но вскоре заметил, что, испытывая достаточно долго всю полноту сенсуальной партитуры объекта, он начинал внедряться и в эмоциональную сферу.
Это занятие оказалось увлекательной игрой, тем более азартной, что впереди ему виделись новые и практически необозримые перспективы — как известно, аппетит приходит во время еды. Но сначала Легион решил в полной мере насытиться ставшей для него внезапно доступной полнотой человеческих эмоций, ибо обнаружил, что до сих пор в этой области довольствовался голодным пайком. С детства все его радости и печали проистекали, в основном, на интеллектуальном уровне, и он даже отдаленно не представлял, какого размаха может достигать наслаждение чисто биологической стороной бытия. Его поражало, сколько удовольствия может доставить выход из-под ледяных струй водопада под жаркое солнце, или ныряние в зеленоватые глубины теплого океана, да и просто поедание вкусной пищи голодным человеком. Он принимал участие в бурных половых актах своих объектов вторжения, в том числе, и женщин, и понял, насколько смехотворным был его личный опыт в этих делах.
Относительно выбора объектов вторжения Легион пришел к заключению, что он происходит подсознательно, с априорной направленностью на положительные эмоции, и ему казалось соблазнительным перевести эти процессы в область сознания. Играя чужими страстями, он значительно усовершенствовался в технике вторжения. Если поначалу он мог проживать состояния сразу нескольких людей только на уровне сенсорного восприятия, а входя в эмоциональную сферу, мгновенно «отключался» от всех объектов, кроме избранного, в том числе и от своей «базовой личности» (ему пришлось для внутреннего употребления ввести этот термин), то теперь Легион мог совмещать эмоциональные всплески сразу нескольких персонажей, составляя из них своеобразные коктейли. Это позволило ему пережить целый ряд головокружительных, совершенно определенно — надчеловеческих состояний (курсив, хотя и мысленный — самого Легиона), и на этом пути он столкнулся с неожиданными, в том числе, и неприятными, открытиями. Так, внедрившись в сознание сразу нескольких воинов какого-то дикого племени (это оказалось несложно, поскольку во время боя все они были связаны единым агрессивным порывом), Легион испытал блаженство безграничной всесокрушающей ярости, доступное разве что мифологическим богам и демонам. Но при совмещении двух или нескольких половых актов эффект оказался прямо противоположным: удовольствие не умножалось, а быстро иссякало, порождая скуку и апатию. Однажды он проник в сознание и мужчины, и женщины, занимавшихся любовью, и вдруг испытал к ним жгучее отвращение, причем оказался как бы в плену их возбуждения, не имея возможности их покинуть до завершения оргазма. Дело кончилось для него приступом тошноты, рвотой и головной болью — он решил, что на эмоциональном уровне произошло нечто аналогичное инцесту.
Постоянно стремясь взять процессы вторжения под контроль сознания, он научился переживать и негативные чужие эмоции, что иногда доставляло весьма и весьма болезненные ощущения. Один раз он обрушил на себя болевой шок человека, раненного ножом в печень, и один раз — жесточайшие страдания жертвы, казнимой варварским способом. Но зато, совместив половой акт средней интенсивности (в мужском исполнении) с болями женщины, мучительно переносящей месячные, он неожиданно испытал головокружительное наслаждение — так Легион начал приобщаться к азам садомазохизма. Он установил также, что для достижения истинного блаженства композицию эмоций следует подчинять определенным законам. Например, в случае совмещения взаимно противоречивых ощущений их интенсивности не могут быть одного порядка: одна должна доминировать, а другая — служить контрастирующим фоном.
Постепенно Легион настолько усовершенствовался в восприятии чужих эмоций, что его внутреннее зрение в каждый момент времени улавливало их бесчисленное множество, а он мог выбирать любые из них и укрупнять своей волей до желаемого масштаба. Ему представлялось, что он в южной степи, слыша стрекотание мириадов насекомых, может выделять отдельные голоса и превращать их источники в существа, равномасштабные себе. Теперь для него Земля была окружена плотной оболочкой ощущений и чувств, динамичной, пульсирующей, непрерывно обновляющейся оболочкой, и он назвал ее для себя сенсуальной сферой или сенсосферой (выражающий родственное понятие термин «астральный» он сразу отбросил, как обросший множеством посторонних смыслов и загаженный колдунами и оккультистами). Он даже успел задаться вопросом, можно ли сенсосферу считать составной частью ноосферы, но отложил его решение до будущих времен.
А пока перед Легионом маячили более насущные проблемы, и, не понимая умом почему, он чувствовал: с их решением нужно спешить — мысль, что он участвует в гонке на выживание, не оставляла его даже во сне.
Первой и наиболее простой задачей было научиться идентифицировать чужие сознания, каким-то образом «помечать» приглянувшиеся эмоциональные микрокосмы, чтобы повторно входить в них. Теперь он, проникая в чувственный мир очередного объекта, сразу выделял характерный для того комплекс ощущений, инвариантный относительно времени и перемен настроения персонажа: собственный запах, вкус слюны, осязательную картину зубов и полости рта, световой орнамент сетчатки при закрытых глазах и своеобразный осязательный рисунок, образуемый игрой напряжений и расслаблений мышц лица, особенно вокруг глаз. Получался как бы сенсорный слепок личности, сенсуальный синдром, легко находимый в континууме сенсосферы Земли, подобно тому как при спектральном анализе без труда выделяется набор линий, присущий искомому веществу или элементу. Запоминание этих синдромов для Легиона не создавало проблем: он же не занимался — хотя бы и на сенсуальном уровне — переписью населения земного шара, и в конечном итоге его интересовали именно те личностные слепки, которые сами запоминались. Впрочем, он стал замечать, что параллельно расширению его, Легиона, сознания, происходит и расширение памяти, то есть его личная натура подстраивается к возникающим запросам — он не пытался даже гадать, за счет каких резервов, откладывая эту проблему, как и многое другое, на будущее.
Как бы то ни было, в его памяти теперь размещался, фигурально говоря, каталог человеческих душ. Против ожиданий, он представлялся Легиону отнюдь не в виде дискретной, неточной или ячеистой структуры, а чем-то вроде большого облака, сероватого, играющего приглушенными цветными оттенками. Когда его воображение воспроизводило ключевое ощущение (которое ему в данный момент угодно было сделать ключевым), облачная масса приходила в движение и выделяла шаровидное образование, медленно приближающееся в поле зрения. По мере дальнейшей работы воображения, а иногда, казалось ему, и само по себе, шло последовательное дробление серовато-лиловой массы на все меньшие и все более близкие шарообразные сгустки, последний из которых, подплыв и повиснув перед глазами, раскрывался искомым сенсуальным комплексом, и Легион мгновенно оказывался в чувственном и эмоциональном потоке избранного объекта вторжения.