Книга магов (антология)
Шрифт:
— Нет, парень, ну серьезно… ты в Пустом Поселке бывал?
Гай поперхнулся. Крысолов пожал плечами:
— Сам же говорил — «мимо езжу!» Он же на дороге лежит, неужто не бывал?!
— Прямая дорога, — наставительно сказал Гай, — не всегда самая короткая.
Теперь поперхнулся Крысолов:
— Да? Ну-ну… «Этот парень был смышлен, он не перся на рожон… Этот парень был смельчак, не мечом, а на речах»…
Гай тяжело вздохнул. Крысолов шутил, смеялся и подтрунивал, и поводов для беспокойства вроде бы не находилось, но в Гаевой душе зашевелились почему-то все прежние страхи; совершенно
Старая дорога, не меняя направления, углублялась в лес и терялась за стволами; новая круто сворачивала вправо, к реке, намереваясь втиснуться между кручей и берегом, пробежаться по самой кромке и избавить путника от пути через Пустой Поселок. Гай решительно свернул.
За окном мелькнул дорожный указатель; далекая вспышка выхватила из мути трудноразличимую надпись «Объезд». Крысолов вдруг тихо засмеялся, и от этого смеха Гаю сделалось не по себе.
— Славный ты парень, — сообщил флейтист, все еще смеясь. — Хочешь, легендочку подарю? Украшеньице актуального фольклора? Про Того, кто живет под землей и питается исключительно путниками. Объявится где попало, схватит жертву за что придется — и тянет, туда, под корни, глубоко-глубоко… И рытвины от него остаются — ну точно как от экскаватора… Не слыхал?
Земля вздрогнула.
Не гром — и молнии-то не было, глухой подземный грохот; фургон подскочил, на мгновение оторвав от земли передние колеса.
Тормознув, Гай едва не высадил лбом стекло.
— Легче, парень!.. — Крысолов еле успел подхватить свою сумку.
— Что это? — выдохнул Гай.
Крысолов улыбался — от уха до уха:
— Подземная тварь дебоширит, по всему видать… А что, страшно?
Гай ощущал вкус собственной слюны. Противный, надо сказать. Металлический.
— Все бы вам насмехаться, — сказал он глухо.
Крысолов поднял длинный палец:
— Запомни раз и навсегда. В моем обществе, если чего-то бояться… ну, разве что меня. Остального бояться глупо, а я к тебе расположен… по-дружески. Следовательно, мой юный водитель в безопасности, следовательно, поедем, не век же здесь торчать, сейчас будет дождь…
И он подмигнул. И, будто желая подтвердить его слова, совсем неподалеку хлестанула молния и грохнул, расползаясь по небу, гром.
…Это был коротенький участок дороги, где ее прижимала к реке почти вертикальная глинистая стена, усыпанная, как изюмом, пятнышками стрижиных норок; теперь стрижи носились над бесформенной грудой камней и глины, которая была когда-то частью этой стены и которая завалила дорогу от обочины к обочине, не оставляя ни малейшей лазейки не то что для фургона — для бульдозера.
Гай соскочил на землю.
В потемневшую реку скатывались камушки; о возможности обвала говорено-переговорено, но укреплять стену — безумно дорого, да и зачем, не так часто тут проезжают… Ну, пару грузовиков в день, ну, мальчишка на фургоне с нутриями…
Гай поежился, почти воочию увидев, как кусок дороги под колесами оползает в реку, как вода выдавливает стекла… собственно, ему и выплывать было бы незачем. Потому что если за одну нутрию он еще в состоянии заплатить, то за десять, да еще с машиной…
Впрочем, ничего страшного. Обошлось; Гай перевел дыхание, жизнерадостно обернулся — и только, теперь вдруг понял.
Крысолов сидел в кабине. Молчал, смотрел, обнажая в улыбке великолепные белые зубы.
Вот так. Вот так одно обещание, данное в надежде на легкий исход, оборачивается… совершенно другим обещанием. Думать надо было раньше, теперь плачь — не плачь…
Да черт с ней, с нутрией поганой!.. Да жила бы под мостом, заплатил бы Гай, не облез бы…
Он что обещал-то?! СЕГОДНЯ доставить пассажира В ЛУР? А как он доберется, если дорога закрыта? Через ПУСТОЙ ПОСЕЛОК?!
Хлынул ливень.
Ливень долго ждал этого момента и теперь едва не захлебывался от злорадства; рубашка вымокла сразу и противно прилипла к телу, вода текла по волосам и заливалась за шиворот, бесновался ветер, ноги разъезжались в рыжей грязи, капли лупили по щекам, скрывая от посторонних глаз постыдные, злые слезы.
— Зачем? — спросил он у Крысолова. — Что я вам сделал? И зачем так сложно — не проще сразу шею свернуть?!
Губы Крысолова дрогнули, Гай скорее увидел, чем услышал: «Садись в машину».
И не сдвинулся с места — стоял, чувствуя, как сбегают по спине холодные ручейки дождя.
— Садись в машину, — повторил Крысолов, и Гай понял, что не ослушается. Кишка тонка.
Он медленно взобрался в кабину, на свое место; вода лилась по стеклам, закрывая мир, а Гаю и не хотелось на него смотреть — он скорчился, обняв мокрые плечи мокрыми руками.
— Ну-ка, посмотри на меня, — негромко велел Крысолов.
Гай согнулся сильнее.
— Посмотри на меня.
Гай повернул голову — с трудом, будто гайку на заржавевшей резьбе. И уставился на футляр с флейтой.
— В глаза.
Над машиной ударил гром — кажется, над самой крышей. Крысолов взял Гая за подбородок:
— Посмотри мне в глаза.
Гай рванулся, высвободился и отчаянно, с куражом самоубийцы глянул прямо в узкие, зеленые, бьющие взглядом прорези.
Ничего не случилось.
По крыше кабины молотил дождь, казалось, прошло пару лет, прежде чем Крысолов сам, первый отвел взгляд, и тогда Гай обессиленно откинулся на спинку кресла и зажмурился, понемногу расслабляясь.
— А теперь послушай меня, — тихо начал флейтист. — Я не истребляю студентов и не охочусь на сезонных водителей. И вряд ли силы земли и неба объединились, чтобы восстать против прибытия в Лур десятка нутрий… Никто не собирается сживать тебя со свету. Раньше, чем ты это поймешь, нет смысла разговаривать.
Крысолов выжидательно замолчал. Гаю было холодно, мокрая одежда липла к телу, кураж прошел, оставив после себя озноб и обморочную слабость.
Флейтист вздохнул. Открыл сумку, вытащил плоскую металлическую флягу и доверху наполнил граненый колпачок:
— Выпей.
— Не хочу.
— Не будь дурачком… Это не яд. Выпей.
Гай принял колпачок, едва не расплескав густую темную жидкость; обреченно опрокинул напиток в рот, захлебнулся и закашлялся. На этом неприятности, по счастью, закончились — по телу стремительно разлилась волна спокойного тепла, вспыхнули уши, и моментально высохла рубашка.