Книга магов (антология)
Шрифт:
Его грубо схватили за ворот. Подняли над землей и швырнули так, что он пролетел метра два и рухнул на дорогу.
Глаза Крысолова горели, как зеленые лампы; смерив Гая холодным взглядом, он носком босой ноги отодвинул в сторону упавшую аптечку:
— Ну, ты и…
Через секунду в руках у него оказалась флейта; Гай зажал уши руками.
Звук пробился и сквозь пальцы. Звук был нехороший, выворачивающий наизнанку, совершенно мучительный звук; Гай открыл было рот, но крикнуть не успел.
Не переставая играть, Крысолов обернулся к лежащему телу; тело дрогнуло. Тело конвульсивно дернулось — и перестало быть телом, скомканный плащ зашевелился, это был не плащ уже, а огромная черная перепонка, и под ней не было женского тела — слепая труба, похожая на обрубок змеиного тела, кожистый мешок с гроздью тонких суставчатых щупалец, так точно имитировавших черные человеческие волосы… И нога в коричневом чулке сделалась пульсирующей кишкой, а там, где Гаю мерещилось колено, открылся мутный, будто подернутый жиром глаз. И золотой браслет на запястье обернулся костяной пластинкой.
Гая подбросило, будто пружиной. Он отполз к фургону, спрятался за колесом и укусил себя за руку.
— Жизнь во всех ее проявлениях, — брезгливо заметил Крысолов. — Живем, используя инстинкты. Причем приманки сразу две — добрый мальчик кидается спасать несчастную тетю, а жадный, к примеру, шоферюга захочет снять золотишко… Смотри, какая худая. Вот-вот с голоду околеет.
Кожистые бока неведомой твари поднимались и опадали; от булькающего хрипа, который при этом получался, Гая чуть не стошнило.
— Улиток, наверное, жрет… Потому как людей здесь, я думаю, давненько не бывало. А кто бывает — у тех страх пересиливает и жадность, и это самое… благородство… Безнадежно. Безнадежно, — резюмировал он, обращаясь к кожистому мешку. Тот задергался, засучил лапами, и близкий к обмороку Гай разглядел на боку твари широкую пасть. Как «молния» на переполненном чемодане, пасть опоясывала мешок по кругу, и Гай вдруг ясно вспомнил одного фермера, год назад пропавшего в окрестностях леса, косоглазого застенчивого парня, молчаливого, странноватого, немного «не в себе»…
Гай всхлипнул. Аптечка валялась на боку, потеряв в пыли баночку с нашатырным спиртом, пузырек йода и запечатанный в бумагу бинт.
Многочисленные ноги кожистой твари вдруг напряглись, поднимая тело почти вертикально, круглый глаз мигнул; Гай хрипло вскрикнул — Крысолов удивленно поднял брови:
— Смотри ты…
Он вскинул руку, потом опустил, и страшное тело опрокинулось, осело, забилось в конвульсиях. Крысолов занес руку снова —. тварь почти человеческим голосом застонала; рука упала — тварь распласталась среди листвы, и круглый глаз на кишкообразном отростке помутнел еще больше. Крысолов поднял руку в третий раз, задержал ее на весу, потом сказал со вздохом:
— Пошел вон.
Тварь дернулась; Крысолов убрал руку:
— Пошел вон, говорю!..
Тварь исчезла мгновенно: только что ворочалась в груде листьев — и вот уже нет ее, взлетела по стволу, растворилась в ветвях.
— Вот и все, — рассеянно сообщил Крысолов.
Гай сидел, привалившись спиной к колесу, и смотрел, как он протирает флейту цветным лоскутком; закончив этот ритуал и спрятав дудочку в футляр, Крысолов наклонился, чтобы неторопливо и тщательно собрать содержимое аптечки. Потом вздохнул, в два широких шага подошел и остановился рядом:
— Зачем ты это сделал?
— Я ничего не делал, — ответил Гай с земли.
— Нет, ты сделал. Ты остановил машину, схватил этот вот смешной сундучок… Думаешь, тебе помог бы йод? После встречи с таким вот… гаденышем?
— Я думал…
— Ты вообще не думал. Ты схватил и побежал… теперь скажи мне — зачем?..
Гай открыл было рот — но осекся под взглядом Крысолова. Потому что под этим взглядом любые слова казались смешной, игрушечной, затасканной чепухой.
— Посмотри на меня, — приказал флейтист.
Гай поднял голову. Лес качнулся и поплыл — недвижными оставались только две зеленые щели; потом на них медленно опустились веки. Крысолов зажмурился.
— А знаешь, — проговорил он, не открывая глаз, — как выглядел бы мир, если бы всякое так называемое доброе деяние… получало немедленную награду? Ну, хотя бы не наказывалось, а?..
Гай не знал, что ответить. Он слишком жалок и глуп.
Флейтист хмыкнул и посмотрел на небо.
— Нам пора, — сказал он прежним тоном. — Поехали.
Спустя еще час пути лес разбился о красную кирпичную стену. Ворота, крепкие, будто не знавшие времени, стояли распахнутыми — заходи. Дорога и входила, и терялась где-то там, в глубине; Гай притормозил, беспомощно огляделся в поисках объездного пути — тщетно. У стен поселка лес смыкался, будто стража. Над черной сутолокой строений нависала далекая башня. Каланча; Горелая Башня…
— Ну? — негромко спросил-приказал Крысолов.
Взвыл мотор.
В детстве он вот таким же образом пролистывал в книгах страшные страницы. Быстрее, и ничего с тобой не случится. Быстрее…
Машина еле ползла.
Мотор ревел — а фургончик тянулся, будто вязнущая в смоле букашка, Гай трясся, вцепившись в руль, навстречу ему плыла главная улица Горелой Башни — Пустого Поселка, столь явно, полностью и давно пустого, что даже крапива не решается поселиться в тени здешних заборов. Даже могучий лес не умеет перешагнуть за ограду — ни травинки, ни муравья, ни птицы, вообще ничего живого, стерильно, пусто и чисто, Гай ощущает эту пустоту, этот вкус погубленной воды, перекипяченной, много раз прогнанной сквозь кубы, — вкус мертвой воды, в которой нет вообще НИЧЕГО…