Книга стихотворений

Катулл Гай Валерий

95

"Смирну", поэму свою, наконец мой выпустил Цинна, Девять посевов и жатв он протрудился над ней, Триста тысяч стихов успел в то же время Гортензий: ::: "Смирну" везде разошлют, до вод глубоких Сатраха Свиток ее развивать будут седые века. А в Падуанском краю Анналы Волузия сгинут И на рубахи пойдут тамошним карпам речным. Будь же в сердце моем необъемистый подвиг поэта, - Чернь же радует пусть дутый болтун Антимах.

96

Если к могилам немым долетев, от нашего горя Может повеять на них миром и радостью, Кальв, Страстно

желаем ли мы возврата любви не забытой Или же плачем о днях дружбы, когда-то живой, - Верно Квинтилия так не горюет о ранней кончине, Сколь веселится, твою верную видя любовь.

97

Нет, я сказать не смогу, что хуже (простите мне, боги!) Пахнет - Эмилиев рот или Эмилиев зад. Рот ли грязней у него, или зад у него неопрятней, Чище все-таки рта и приспособленней зад. Главное: он без зубов. А зубы Эмилия - с локоть, Кажет он десны - точь-в-точь старый дорожный сундук, А между ними провал - как отверстие потной мулицы, Ставшей пузырь облегчить в жаркий полуденный час. Многих он женщин имел, из себя он корчит красавца, - А не послать ли осла в мельне вертеть жернова? Что же о тех я скажу, кто его обнимать не стыдится? Больше им было б к лицу гузно лизать палача!

98

Лучше подходит тебе, чем кому-либо, пакостный Вектий, То, что народ говорит про болтунов и шутов: Славно таким языком, лишь только представится случай, Задницы можешь лизать и сапоги мужичья. Ежели нас погубить всех сразу желаешь ты, Вектий, Рот лишь открой - и уже сделал ты дело свое.

99

Я у тебя за игрой похитил, мой нежный Ювенций, Сладостный с губ поцелуй - сладостней пищи богов. Не безнаказан был вор. О, помню, более часа Думалось мне, что повис я в высоте на кресте. Стал я прощенья просить, но не мог никакими мольбами Хоть бы на йоту смягчить твой расходившийся гнев. Лишь сотворил я беду, ты тотчас следы поцелуя Истово начал с лица всей пятерней обтирать. Словно затем, чтоб моей на лице не осталось заразы, Будто пристала к нему уличной суки слюна! Кроме того, не скупясь, предавал ты меня, несчастливца, Гневу Амура, меня всячески ты распинал. Так что тот поцелуй мимолетный, амбросии слаще, Стал мне казаться теперь горше полыни самой. Если проступок любви караешь ты столь беспощадно, То я могу обойтись без поцелуев твоих.

100

Целию мил Авфилен, а Квинтий пленен Авфиленой, - Сходят с ума от любви, юных веронцев краса, Этот сестру полюбил, тот брата, - как говорится: Вот он, сладостный всем, истинно братский союз. Счастья кому ж пожелать? Мой Целий, тебе, несомненно, - Редкую дружбу свою ты доказал мне, когда Неудержимая страсть у меня все нутро прожигала, Будь же, мой Целий, счастлив, знай лишь победы в любви.

101

Брат, через много племен, через много морей переехав, Прибыл я скорбный свершить поминовенья обряд, Этим последним тебя одарить приношением смерти И безответно, увы, к праху немому воззвать, Раз уж тебя самого судьба похитила злая, - Бедный, коль на беду отнят ты был у меня! Ныне же, как нам отцов завещан древний обычай, Скорбный обряд совершу, - вот на могилу дары; Пали росою на них изобильные братнины слезы. Их ты прими - и навек, брат мой, привет и прости!

102

Ежели есть человек,

хранить умеющий тайны Друга, которого он честную душу познал, Я, мой Корнелий, таков, святому закону причастен, - Можешь отныне меня ты Гарпократом считать.

103

Лучше отдай мне, Силон, мои десять тысяч сестерций И сколько хочешь потом будь и заносчив и груб, Если же любишь деньгу, тогда перестань, умоляю, Сводником быть и притом груб и заносчив не будь.

104

Значит, веришь и ты, что я мог оскорбленьем унизить Ту, что мне жизни милей и драгоценнее глаз? Нет, - а если бы мог, не пылал бы столь гибельной страстью. Ты же, совсем как Таппон, призракам верить готов.

105

Тщетно пытается хрен на Пимплейскую гору взобраться; Вилами тотчас его музы оттуда спихнут.

106

Каждый, кто с крикуном красивого мальчика видит, Скажет: как жаждет юнец, чтобы купили его!

107

Если что-либо иметь мы жаждем и вдруг обретаем Сверх ожиданья, стократ это отрадней душе. Так же отрадно и мне, поистине злата дороже, Что возвращаешься ты, Лесбия, к жадному мне. К жадному ты возвращаешься вновь, и сверх ожиданья; Ты ли приходишь, сама! Ярко отмеченный день! Кто же сейчас счастливей меня из живущих на свете? Что-либо можно ль назвать жизни желанней моей?

108

Если народ, о Коминий, твою седовласую старость С пятнами мерзостных дел казнью пресечь порешит, - Прежде всего твой язык, враждебный достойнейшим людям, Вырвут и тут же швырнут коршуну в жадную пасть. Вынут глаза - пожрет их глоткою черною ворон, Потрох псы поедят, всё, что останется, - волк.

109

Ты безмятежную мне, моя жизнь, любовь предлагаешь - Чтобы взаимной она и бесконечной была. Боги, сделайте так, чтоб могла обещать она правду, Чтоб говорила со мною искренно и от души, Чтобы могли провести мы один навсегда неизменный Через всю нашу жизнь дружбы святой договор.

110

Мы, Авфилена, всегда хороших подруг восхваляем, - Уговорившись, они плату законно берут. Ты же, сперва обещав, ничего не дала мне, ты - недруг! Взять и оставить ни с чем - это уж злостный обман. Честная выполнит долг, стыдливая не обещает, Но, Авфилена, вперед деньги у всех забирать И оставлять ни при чем подобает развратнице жадной, Что беззастенчиво всем тело свое продает.

111

Да, Авфилена, всю жизнь одним быть мужем довольной - Это похвально для жен, даже похвальней всего. Но отдаваться подряд кому-либо все-таки лучше, Чем потихоньку себе братьев от дяди рожать.

112

Нос, ты очень велик. Однако спускаться на площадь Не с кем тебе. Почему? Всем подставляешь ты зад.

113

В пору, мой Цинна, когда Помпей стал консулом, двое Спали с Мециллой. Теперь консулом стал он опять. Двое остались при ней, но выросла тысяча рядом С каждым из них. Семена мечет обильно разврат.