Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов
Шрифт:
Нравы и обычаи народов земли
Ближе всего из нравов и обычаев народов земли для сердца русского человека, конечно же, нравы и обычаи его же, то есть русского человека.
Жил, к примеру, в прошлом один солдат, любивший людей морочить. По прошествии пяти лет, когда служба солдата кончилась, вызывает служивого государь и говорит ему следующие слова: представь мне, говорит, какую-нибудь историю и ступай тогда на четыре стороны, а не расскажешь — не отпущу. Солдату что: раз царь приказал, то рассказывай, никуда не денешься.
Вот вы, говорит солдат, заприте, ваше величество, эту дверь (показывает на дверь) и поставьте при дверях часовых, чтобы те три минуты
Еще о нравах. Уже в более поздние времена, чтобы отделить русские национальные нравы от таких же не русских, бытовало характерное выражение «их нравы», особенно популярное в советской журналистской среде (см. журналы «Крокодил», «Огонек», практически любые газеты, тележурнал «Фитиль»).
Теперь обычаи. Знаете такую загадку: «Бедный бросит, богатый носит»? Ответ правильный: носовой платок. В смысле, бедный сморкается себе под ноги, а богатый складывает в платок. Есть у русских и другие обычаи, но обо всех говорить долго. А долго говорить об обычаях — не в обычаях русского человека.
О
«О борьбе КПСС за сплоченность международного коммунистического движения». Доклад М. Суслова на Пленуме ЦК КПСС 14 февраля 1964 года
Не было бы доклада товарища Суслова на февральском Пленуме 1964 года, не было бы и знаменитого письма тамбовских рабочих, озвученного в свое время Владимиром Высоцким. Потому как простому рабочему в общем-то было по фигу, что там происходит в Китае. Главное, чтобы в магазинах продавались пельмени и водка да вовремя выдавалась зарплата.
Китайцы же тогда и вправду нам показали большую фигу. Даже наша атомная бомба на них не подействовала — они назвали ее «бумажным тигром», которым мы сознательно запугиваем народы мира. А так как «мировая война все равно неизбежна» (Мао Дзэдун), то и вообще — плевать нам, то есть им, китайцам, на всё, и на Советский Союз в особенности.
А ведь мы и заводы-то для них строили — Чанчуньский автомобильный, Харбинский электротехнический, Лоянский тракторный и т. д. И специалистов в наших вузах готовили. И песни про вечную дружбу пели — помните?
Русский с китайцем братья навек. Крепнет единство народов и рас. С песней шагает простой человек, СталинИ вдруг — на тебе! Были друзья — в одночасье стали враги. Нехорошо это, дорогие товарищи. Но всё равно — мы уверены, грязный замысел китайских руководителей обречен на полный и позорный провал (бурные, продолжительные аплодисменты).
О смешном
В нашей жизни случается столько всего смешного, что порою даже не успеваешь за этим смешным следить. Вот буквально совсем недавно подходит ко мне моя дочь Ульяна и радует меня таким сообщением: «Знаешь, где я буду работать?» — спрашивает она. «Где же?» — интересуюсь я. И она спокойно мне отвечает: «Я буду работать в церкви». — «И кем же ты там будешь работать?» — удивленно задаю я вопрос. «Богом», — отвечает она. Вот так, простенько, но с изюмом, как выражаются герои Аксенова.
А вот еще одна примечательная история, произошедшая в 1990 году в поезде Москва―Ленинград.
Меня тогда Семинар Стругацкого направил в Дубулты на ежегодный Всероссийский семинар молодых фантастов, поэтому историю эту я слышал практически из уст очевидцев, хотя свидетелем, к сожалению, не был.
Мы, питерцы, встречались с группой москвичей и сибиряков, а также с руководителями семинара на Московском вокзале, откуда, уже все вместе, должны были автобусами добираться до Риги. Из руководства в московском поезде ехали Нина Матвеевна Беркова (она была председателем семинара), Виталий Иванович Бугров, ныне, увы, покойные, и здравствующий Геннадий Прашкевич. Ехали они все трое в купе, в котором, как известно, четыре места, и так получилось, что четвертым пассажиром у них оказался негр. Многие же молодые писатели, ехавшие на том же поезде, в лицо не знали никого из руководителей, знали только номер вагона, и поэтому в процессе поездки приходили в соответствующее купе, чтобы доложить председательствующей Берковой, что такой-то на семинар прибыл.
Теперь представьте следующую картину: в купе сидят четверо человек — женщина и трое мужчин, причем один из этих троих негр. Раздается робкий стук в дверь, и внутрь заглядывает очередной начинающий молодой писатель — Василий Лобов. Он рассматривает каждого из присутствующих и так же робко, как и стучался, спрашивает: «Простите, а Беркова Нина Матвеевна кто здесь будет?»
В книгах тоже, конечно, хватает юмора, но проза жизни, которой мы ежедневно дышим, часто бывает смешнее любой из книг.
«Обертон» В. Астафьева
О чем эта книга? О чем все его книги? О жизни, о мире, о справедливости, о добре, о зле, о войне — о том, что зло не естественно, его нет в природе, зло создаем мы сами, а потому и избыть его надобно нам самим. Это главное. Для него это самое главное. И эта книга, и все его книги — о самом главном.
Зло — война, ибо «война отбрасывает людей в бесчувственность, в одномерность жизни… а возвращаться „к себе“, преодолевать „свою войну“ каждому мыслящему человеку приходится в одиночку…»
Зло — забвение, отсутствие памяти, затаптывание, отрицание своего и чужого детства.
Зло — уничтожение жизни во всех ее проявлениях: в рыбах, птицах, деревьях, озерах, земле… («Жалко всё, тебя, себя, людей, это озеро…» — говорит герой повести «Так хочется жить».)
Астафьев — писатель не только милостью божьей, но и человеческим великим трудом. Писатель-труженик, он добился в своем творчестве чуда — единения слова и совести. «Мною двигало и движет сознание, что работа моя хоть малой животворной каплей пополняет море человеческого бытия, и слабая-слабая надежда на то, что пусть немножко, пусть совсем маленько поможет людям убавить мук и страданий или хотя бы избежать тех, которые пережили мы на войне…»