Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
Глухие и сильные удары точно сотрясали горы.
— Что это? — прислушалась Клоди.
— Лавины,—сказал Пьер.— Сколько людей они уже погребли здесь, в горах.
— И ничего нельзя с ними поделать? Взорвать, например, если они опасны?
— Можно, но на это нужны деньги. А кто их даст?
Уж не думаешь ли ты, что наше начальство будет заботиться о безопасности людей?
Клоди замолчала, о чем-то раздумывая. Потом спросила:
— А ты когда-нибудь видел лавину близко?
Пьер усмехнулся:
— Если бы видел близко, не разговаривал бы сейчас здесь, с тобой.
Она
— Это действительно так опасно?
— Я же тебе сказал: в прошлом году в районе Лотарэ завалило пятерых. Раскопали только через неделю. Все молодые, как мы.
— Они остались живы?
Пьер махнул рукой:
— Какое! Ведь на них лежало, наверное, несколько десятков, а то и сотен тонн снега. Все газеты тогда писали об этой катастрофе. Неужто не читала?
— Все газеты? — мрачно повторила Клоди.— В прошлом году мне было не до газет. У меня было достаточно и собственных катастроф.
У Пьера сделалось виноватое выражение лица.
— Извини,— сказал он смущенно, — я не хотел...
— Ничего. Я уже привыкла.— Клоди смотрела упрямо перед собой.
— Тем более, — не сдавался Пьер.— Ведь я все о тебе знаю.
— Что — все?
— Все,— повторил он.— Мне все известно. И ребята рассказали, и газеты я читал, и Рири сюда присылал подробные отчеты.
— Ты знаешь и Рири? — удивилась Клоди, и холодок пополз у нее по спине.
Она хотела было еще что-то спросить у Пьера, но над ними распахнулось окно, и голос Боболь прокричал:
— Клоди, где ты? Тебя требует Шанталь. Иди скорей!
— Я должна идти,—торопливо бросила Клоди.—Меня зовет моя дочка.
— Что? Дочка? — Клоди увидела, как еще шире открылись глаза Пьера.
— А говорил, что все обо мне знаешь,— поддразнила его Клоди.— Выходит, не все...
— Значит, узнаю. Так до завтра? — пробормотал Пьер.
— До завтра.
В спальне девочек Брижит уже заснула, а Шанталь в постели капризничала:
— Где моя мама Клоди? Почему она не пришла рассказать мне сказку на ночь?
Клоди, с нетерпением поглядывая на безмятежно сопящую Брижит, начала рассказывать...
— Жила-была на свете Красная шапочка...
— Другую! Давай другую! Это я уже много раз слышала...— захныкала Шанталь.
— Ну, тогда о мальчике с пальчик...
— Не хочу! — уже начинала плакать Шанталь.— Ты мне уже рассказывала! Хочу новую сказку!..
Клоди быстро перебирала в уме все сказки, которые она знала. Что же, в самом деле, рассказать неугомонной дочке? Ага, вот, кажется, «Принцессу на горошине» она еще не знает...
Под сказку о требовательной принцессе Шанталь наконец-то заснула. Клоди принялась безжалостно расталкивать Брижит — слишком важно было для нее то, что она хотела узнать. И как можно скорее.
— Что тебе? Что? — Разбуженная девочка никак не могла взять в толк, чего хочет от нее Клоди.
— Я спрашиваю, что с Пьером? Отчего у него такое страшное лицо? Что он, неудачливый боксер на ринге или разбойник с большой дороги?
— Оставь свои шутки при себе,— нахмурилась окончательно проснувшаяся Брижит. (Они говорили шепотом. Все кругом уже давно спали.) — Пьер чудесный парень, но судьба у него самая несчастная. Мать умерла, родив его, а отцу-пьянице
— Что же теперь делать? — растерянно произнесла Клоди.
— Все будет в порядке. Можешь не беспокоиться.— Брижит теперь улыбалась.— Пьер прошел воспитание в республике, окончил школу и теперь работает механиком в автомобильной мастерской в Ла Мюре. В рождественские каникулы Мать и Патош решили отправить его в клинику, где их друг, один известный профессор, делает пластические операции — исправляет людям лица. Он уже видел Пьера и сказал, что сделает из него красивого парня с нормальным, привлекательным лицом... Ты знаешь, как дорого стоят у нас такие операции? Люди платят целые состояния, чтобы избавиться от родимого пятна или исправить уродливый нос. Но наши Жюльены идут на все и ничего не жалеют, никаких денег. Они считают, что Пьер заслуживает любых жертв...
Брижит сказала это с немыслимой гордостью за своих названых родителей.
Клоди слушала историю Пьера и видела перед собой его огромные, в пол-лица, глаза. В этот вечер девочка впервые позабыла вычеркнуть из календарика еще один прошедший день.
33. ЗАПИСКИ СТАРОГО СТАРОЖИЛА
Передо мной был Московский Кремль, известный по тысячам изображений. Очевидно, Жаклин и Сими не пожалели денег и прислали очень хороший цветной офорт. Обе они пишут, захлебываясь, о своих впечатлениях. И публика в Советском Союзе вдумчивая и все понимает, и задарили Жаклин на концертах: такие же «фаны», как у нас, вскакивают на сцену, кричат, вешают на шею Жаклин медальоны, амулеты, какие-то кулоны на счастье в знак благодарности. Особым успехом пользуется песня молодого автора из Мулен Вьё «В двадцать лет мы легко забываем печали». Жаклин выступает по радио, по телевидению, в студии записывают ее на пластинку — словом, полный успех.
Жаклин довольна еще и тем, что Сими стала много спокойнее, уже не твердит, что Ги виноват только тем, что хотел создать ей «королевскую жизнь», регулярно пишет в тюрьму, но явно не тоскует, не плачет ночами и всерьез занимается своими обязанностями компаньонки, антрепренера и парикмахера Жаклин. После Советского Союза их пригласили на гастроли в Японию. Вот повезло Сими — повидает мир, а не было бы всей этой истории с Круабо-нами и преступления Ги, оставаться бы ей весь свой век маленькой парикмахершей у Мишлин... И все-таки, все-таки не знаю, что бы предпочла она сама...