Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
— Всем спать! — повторил Павел и шутливо козырнул Келлерам.
Но еще долго в домике над сельской лавкой не спали, думали о далеком Харькове, о незнакомой Даниной матери. А когда Даня заснул, ему привиделись вишневые полтавские сады в белой кипени цветов и чье-то лицо, очень дорогое, но которое он так и не смог узнать.
Он горько стенал во сне, даже, кажется, плакал. Павел, слышавший все, не разбудил товарища. Он хорошо понимал, отчего плачет всегда такой сдержанный и скрытный Даня.
Все следующие дни оба русских были в непрерывном нервном волнении.
— Надо отпечатать как можно больше экземпляров,— сказала она.— Здесь написано о победе у Харькова и вообще о продвижении русских. Когда сделаете, сами же их и развезете. На этот раз вам дается район возле университета и вокзала Монпарнас.
— Ого, далеконько придется топать! — подал голос Павел.— Велосипед с собой не возьмешь, тем более что мы будем втроем.
— Гюстав строго-настрого приказал, чтоб не было никаких «адских машин», иначе наверняка засыплетесь,— продолжала Николь.— Есть сведения, что за всеми высокими зданиями, крышами и дворами полиция установила постоянную слежку. Вы таки устроили в Париже недурную шумиху! — Она смеющимися глазами посмотрела на Даню.— Зато теперь, дорогие изобретатели, вам придется вернуться к дедовскому способу. Банка с клейстером и кисть —вот ваши орудия,—насмешливо добавила она и тут же пожалела о своей насмешливости: увидела, как понурился Даня.
— Орудия каменного века — вот что ты нам рекомендуешь,— попробовал он отшутиться.
Однако ему было совсем не весело. Опять листовки, а настоящее дело когда же? Ведь Сергей обещал, что их позовут!
Николь тронула Даню за рукав — она как будто читала его мысли.
— Потерпи немного... Скоро все мы примемся за другое...
Даня нетерпеливо дернул плечом: утешает, как маленького! Павел тоже злился, рывком забрал восковки, кинул:
— Идем, Данька, будем опять вертеть нашу кофейную мельницу.
И все-таки листовки были отпечатаны, и на следующую ночь три тени бесшумно выскользнули из сельской лавочки в Виль-дю-Буа. Ночь была тихая, теплая, беззвездная. Им предстояло прошагать много километров сначала по предместью, потом по безлюдному в этот час шоссе и затем по Парижу. Первым, как всегда, шел Андре. При нем не было ни бумаг, ни документов ничего компрометирующего. Андре был дозорным, разведчиком. Условились: если заметит что-нибудь подозрительное, он тотчас останавливается, зажигает спичку и делает вид, что закуривает. Позади, метрах в тридцати, шагал Даня. Этот нес банку с клейстером и кисть. Последним двигался Павел с пачкой листовок под мышкой.
Тройка благополучно миновала Виль-дю-Буа, тихий спящий поселок, пустынное шоссе и вступила в город. Здесь надо было соблюдать особую осторожность — по парижским улицам то и дело ходили патрули. Но, тропке везло. Квартал. Еще квартал. Еще. Вот уже и университетский район и вокзал Монпарнас. Андре беспечно шагает впереди. За ним Даня, который на ходу делает мазок кистью на стене или на какой-нибудь двери, а Павел, тоже на ходу, уже привычным движением пришлепывает листовку к мазку.
Но вот тройка расклеила весь свой запас листовок. Наутро студенты и пассажиры вокзала увидят сообщение о новой победе советских войск. Андре негромко свистнул: «Кончили. Возвращаемся домой». Но как раз в это мгновение из-за угла Бурголь прямехонько на тройку вывернулись три велосипедиста. Полицейские. «Коровы на колесах», как их звали, были уже перед ним. Однако мальчишка — слишком мелкая добыча. Их внимание сразу привлек Даня.
— Проверка. Ваши документы.
Кровь бросилась Дане в лицо. Непроизвольным жестом он размахнулся, швырнул в голову ближайшему полицейскому банку с клейстером и липкой кистью изо всей силы мазнул его по лицу. Мгновенно ослепший, задыхающийся полицейский протянул руку, чтоб схватить Даню, но тот ловко увернулся и бросился бежать по улице, идущей к Сене.
— Держи! — закричал отчаянным голосом полицейский.
Второй ажан рывком кинул свой велосипед на Павла, чтобы сбить его с ног, выхватил пистолет:
— Ага, от меня ты не уйдешь, негодяй!
Но Павел успел отскочить в сторону и тоже кинулся бежать. Он еще видел, как полицейский перепрыгнул через упавший велосипед, зацепился за него и на секунду задержался. Этой секунды было достаточно, чтобы вся тройка бесследно растворилась в темноте. Третий полицейский, как видно, не решился их преследовать.
В доме Келлеров в эту ночь никто не ложился. Не вернулись с операции Андре и оба русских. Когда рассвело, Келлер-старший решительно направился к двери.
— Поеду предупредить товарищей. Конечно, их забрали. Если придут за мной, скажите, что я уехал за товаром в город. А я, прежде чем вернуться, подошлю кого-нибудь проверить обстановку. Впрочем, я в наших парнях уверен: они не проговорятся.
Фабьен и Арлетт, обе бледные, взволнованные, молча помогали отцу собираться. В ту минуту, когда Жан-Пьер уже выводил из дверей лавки свой велосипед, раздался условный стук.
— Они! — вскрикнула Арлетт.
Это был один Андре, весь заляпанный известкой, бледный и растерянный. Келлеры бросились к нему:
— Наконец-то! Что случилось?! Куда вы все пропали?!
— Наши вернулись? — вместо ответа спросил Андре и, узнав, что нет ни Дани, ни Павла, встревоженно сказал: — Но я сам видел, как они оба удрали от «коров». Где же они? Неужто еще раз наткнулись на патруль, попались?!
Он рассказал о ночном приключении.
— Какой же несдержанный этот Дени! — покачал головой отец.— Ведь он мог всех подвести... Показал бы свой документ, все и обошлось бы.
— А про банку с клеем и кисть ты забыл? — вступился за друга Андре,— Как, по-твоему, он стал бы объяснять полицейским свою прогулку по Парижу ночью с клейстером? Да стоило «коровам» свернуть за угол, они тотчас увидели бы нашу работу!