Книжный вор
Шрифт:
Под напудренными синью ветвями Лизель сказала:
– Книжная воришка за это возьмется.
Она опустила велик, окинула взглядом улицу и двинулась через двор. В сумеречной траве были схоронены тени облаков. Ямы ли они, куда можно провалиться, или пятна сгущенной темноты, где можно спрятаться? В воображении Лизель соскальзывала в одну из этих ям прямо в жуткие лапы самого бургомистра. Эти мысли, по крайней мере, отвлекли ее, и под окном Лизель оказалась быстрее, чем могла надеяться.
Все опять было, как со «Свистуном».
Нервы лизали ей ладони.
Струйки пота рябили под мышками.
Подняв голову, она смогла прочесть название. «Полный словарь и тезаурус Дудена». На секунду обернувшись к Руди, она сказала одними губами:
– Словарь. – Он пожал плечами и вскинул руки.
Лизель действовала методично, подталкивая раму вверх и представляя, как все это может выглядеть изнутри, из дома. Она так и видела свою вороватую руку – как она тянется, толкает окно вверх, чтобы книга свалилась. Словарь подавался медленно, как срубленное дерево.
Есть.
Никаких резких движений, никакого шума.
Книга просто наклонилась к ней, и девочка схватила ее свободной рукой. И даже закрыла окно, аккуратно и плавно, а потом обернулась и пошла обратно по рытвинам облаков.
– Здорово, – сказал Руди, подавая ей велик.
– Спасибо.
Они покатили к повороту, и там важность этого дня настигла их. Лизель так и знала. У нее опять было то же чувство, что за ней наблюдают. Голос у нее внутри жал на педали. Два оборота.
Посмотри на окно. Посмотри на окно.
Она подчинилась.
Ей неимоверно хотелось остановиться – будто чесотка, жаждавшая ногтя.
Лизель поставила ногу на землю и обернулась на бургомистерский дом и окно библиотеки – и увидела. Конечно, следовало предполагать, что такое может произойти, и все равно Лизель не смогла скрыть потрясения, которое ввалилось в нее, когда она заметила за стеклом жену бургомистра. Прозрачную – но она там стояла. Как всегда, пушистые волосы; скорбные глаза, рот, гримаса выставлены напоказ.
Очень медленно Ильза Герман подняла руку – для книжной воришки за окном. Неподвижный взмах.
Ошеломленная Лизель не сказала ни слова – ни Руди, ни себе. Только встала поудобнее и подняла руку, отвечая женщине в окне.
*** «СЛОВАРЬ ДУДЕНА», ТОЛКОВАНИЕ № 2 ***
Verzeihung – прощение: оставление чувства гнева,
враждебности или обиды.
Родственные слова: оправдание, извинение, милосердие.
На обратном пути они остановились на мосту и стали рассматривать тяжелую черную книгу. Листая страницы, Руди наткнулся на письмо. Он взял его и медленно перевел взгляд на книжную воришку.
– Тут написано твое имя.
Река текла.
Лизель забрала листок.
*** ПИСЬМО ***
Милая Лизель,
Я знаю, что кажусь тебе жалкой и претенциозной (найди это слово в словаре, если оно тебе не знакомо), но должна тебе сказать, что я не настолько глупа, чтобы не заметить твоих следов в библиотеке. Когда я обнаружила пропажу первой книги, думала, что просто куда-то ее засунула, но потом в пятнах света я разглядела отпечатки чьих-то босых ног.
Тут я не выдержала и улыбнулась.
Я была рада, что ты взяла книгу, которая принадлежала тебе по праву. Но тогда я подумала, что этим все и кончится, – и ошиблась.
Когда ты пришла опять, мне надо было рассердиться, но я не рассердилась. А в последний раз я тебя услышала, но решила не мешать. Ты всегда берешь только одну книгу, так что их хватит еще на тысячу визитов. Надеюсь только, что однажды ты постучишь в дверь и войдешь в библиотеку более цивилизованным путем.
И еще: мне правда жаль, что мы больше не можем давать работу твоей приемной матери.
Наконец, я надеюсь, что этот словарь будет тебе полезен при чтении украденных книг.
Искренне твоя, Ильза Герман
– Поехали, что ли, домой, – предложил Руди, но Лизель не двинулась с места.
– Можешь меня тут подождать десять минут?
– Ясно.
Лизель пустилась обратно на Гранде-штрассе, 8. Оказавшись на знакомой территории парадного крыльца, она села. Книга осталась у Руди, но в руке у нее было письмо; Лизель терла сложенную бумагу кончиками пальцев, и ступени крыльца становились все круче. Четыре раза она пыталась постучаться в устрашающее тело двери, но так и не смогла себя заставить. Самое большее, на что ее хватило, – тихо приложить костяшки пальцев к теплому дереву.
И снова ее нашел брат.
Стоя внизу у крыльца с ровно зажившим коленом он сказал:
– Давай, Лизель, постучи.
Сбежав второй раз, Лизель скоро завидела вдалеке на мосту Руди. Ветер полоскал ей волосы. Ноги плавно плыли с педалями.
Лизель Мемингер – преступница.
И не потому, что стащила несколько книжек через открытое окно.
– Ты должна была постучать, – говорила она себе, но, хотя ее грызла совесть, не обошлось и без ребяческого смеха.
Крутя педали, Лизель пыталась что-то себе сказать.
– Ты недостойна такого счастья, Лизель. Никак не достойна.