Князь Кий
Шрифт:
Дворец был огорожен высокими деревянными стенами из гладко оструганных досок, так пригнанных друг к другу, что в месте соединения не вошло бы и лезвие ножа.
Этому жилищу грозный каган отдавал предпочтение перед всеми крепостями и городами, которые покорял силой, потому что живя в роскоши, оставался в то же время поблизости от стойбищ гуннов и своего войска.
Сюда теперь собрались орды гуннов, дружины всех племён, подвластных Аттиле. Окружающая город степь дымилась тысячами костров, содрогалась от топота конских копыт, рёва верблюдов, криков воинов.
Аттила разделил всю эту громадную силу на две части. С одною двинулся сам по левому берегу Дуная, вверх по его течению, а другую во главе с Эллаком послал по правому берегу - покорять города и села ромеев.
Шли и поляне вопреки своей воле и желанию, шли завоёвывать гуннам новые земли, покорять для них чужие племена, а кровожадному Аттиле добывать молодую жену и корону императора ромеев.
Дружина полян была в войсках Эллака.
Стояла весна. Цвели сады. Свежей зеленью покрылись поля, леса и горы. Только там, где прошли гунны, оставался за ними страшный след. Земля затоптана, селения разграблены и сожжены, казалось бы несокрушимые твердыни крепостей с их огромными земляными валами и мощными каменными стенами взяты приступом и дотла разрушены. И повсюду - трупы, трупы, трупы… Теперь, только заслышав о приближении гуннов, ромеи бросали всё на произвол судьбы и бежали куда глаза глядят…
Так Эллак прошёл до верховья Дуная и здесь соединился с Аттилой, который решил отсюда направить все свои силы на Галлию, где, по донесению лазутчиков, собиралась рать ромеев. Разгромив её и покорив Галлию, Аттила намеревался повернуть в Италию, чтобы закончить захват империи и вызволить Гонорию.
Как чёрная туча, продвигались гунны по чужим землям. И всюду пылали людские жилища и лилась кровь.
Наконец дошли до Каталаунских полей, где протекает река Сена. И здесь Аттила остановился.
Пуль ему преградили ромеи с вестготами и союзными племенами - аланами (которые спасаясь от гуннов, добрались аж в Галлию), франками, саксами, бургундами, брионами и многими другими. И вели эту силу ромейские патриции Аэций, тот самый Аэций, который в юности был заложником у гуннов и дружил с Аттилой, да король вестготов Теодорит с двумя сынами - Торисмундом и Теодерихом.
Прознав, что его противник Аэций - Аттила рассвирепел так, что из носа у него хлынула чёрная кровь. Знахари её заговорили. Каган пришёл в себя и тут же дал клятву Тенгрихану, что схватит Аэция и убьёт его.
Аттила прибёг к коварному способу - направил тайного посланца к королю аланов Сангибану с повелением переметнуться на сторону гуннов. Пригрозил, что в противном случае он и его близкие будут преданы самой мучительной смерти. В страхе перед свирепым Аттилой Сангибан согласился. Но ему не удалось совершить задуманное. Предупреждённые верными людьми, Аэций и Теодорид поставили аланов в окружении своих войск и неослабно стерегли аланского короля.
Тем временем Аттиле стало известно, что многие союзные с ним вожди стали колебаться - биться ли им дальше на стороне гуннов, своих покорителей, или перейти к ромеям и вестготам.
Впервые в жизни дрогнул каган и повелел позвать чародеев-предсказателей, чтобы те поведали ему о будущем.
Начали те ворожить. Всматривались, по своим правилам, то во внутренности жертвенных животных, то в какие-то, лишь им ведомые трещинки и прожилки на очищенных от мяса костях. Каган и его приближенные с волнением ждали пророчества.
– Ну?… - не выдержал Аттила.
Встревоженные предсказатели переглянулись и старейший, воздев руки к небесам, изрёк:
– Великий каган, боги предвещают большую беду гуннам. Многих наших сынов призовёт к себе Тенгрихан, заплачут жены гуннов на берегах быстротечной Тисы и тихого Дуная…
Тёмное лицо Аттилы стало серым.
– Ну и что? В каждой битве с обеих сторон бывают потери. Но кто же победит?…
– Боги об этом не говорят… Но утешением для тебя и для всех нас будет то, что в предстоящей битве погибнет вождь враждебного войска и своей смертью заставит дрогнуть сердца своих воинов.
Долго молчал Аттила, погруженный в раздумья и весьма обеспокоенный предсказанием. Тяжёлые предчувствия теснили сердце, омрачали лицо. Наконец, он сказал:
– Короли, князья, вожди и старейшины! Не для того мы пришли сюда, на край света, чтобы отступить без боя! Я хочу погубить Аэция и добьюсь этого - что бы ни случилось! Хотя бы ценой гибели многих наших, воинов!…
Расставил он свои силы так, что сам и все орды гуннов оказались в середине огромного войска, какого не собирал, с тех пор как светит солнце, ни один полководец. По левую и правую руку Аттилы выстроились полчища племён союзников - гепиды, остготы, тюринги, словены, венеты…
И помчались орды гуннов вперёд, чтобы захватить вершины холмов, которые отделяли их от врага. Но не успели миновать и полпути, как Аэций и вестготский король Теодорит ударили на них полной силой. И откатились гунны, а ромеи заняли те самые вершины и укрепились там.
Тогда Аттила, стараясь воодушевить своих одноплеменников, воззвал к ним, а слова его передавались от орды ко всем союзникам:
– Гунны! Вы победили множество племён. Теперь к вашим ногам, если вы и здесь одержите победу, падёт весь мир! Все его сокровища! Вы созданы Тенгриханом. чтобы сражаться и побеждать! Ни с чем иным вы так не свыклись, как с битвой! Что может быть сладостней для храброго воина, чем своею рукой наносить смертоносные удары врагу? Возвышать свой дух, убивая чужих, - это величайшее благо! Поэтому, быстрые и легкорукие мои воины, нападём на врага, ибо побеждает тот, кто нападает первым!… Никто из вас не станет страшиться, а будет презирать разноязычные племена стоящие сейчас против нас. Они хотят защищаться общими силами, а это - признак страха!… Ещё до вашего удара они боятся вас: ищут более безопасные места, занимают вершины курганов и с запоздавшим сожалением вспоминают о потерянных укреплениях. Всем вам известно, как трусливы ромеи. Их страшит не только первая рана, но даже пыль, вздымающаяся когда они идут боевыми порядками и смыкают свой строй под эстудо - панцирем черепахи, сложенным из щитов!… Да возвысится ваш дух, пусть в ваших сердцах закипит жажда убивать! А теперь, вперёд, гунны, - пусть яростно разит ромеев ваше оружие! И даже те, кто будет ранен, должны биться насмерть, а кто останется невредим - пусть усладится видом вражеской крови!… Тем, кто стремится к победе, не страшны ни стрелы, ни копья, ни мечи, а кому суждено умереть, того смерть отыщет и под боком у жены!… И, наконец, для чего судьба помогла гуннам стать победителями над столькими племенами? Разве не для того, чтобы после этого боя вы стали властелинами всего мира?… Я не сомневаюсь в результатах битвы: перед вами поле, вид которого предвещает нам славную победу! И я первым выпущу стрелу по врагу! А кто попытается оказаться в задних рядах, когда Аттила бьётся впереди, тот может считать себя уже покойником!…
С этими словами Аттила поднялся на стременах, натянул тетиву лука и послал стрелу в сторону вражеского войска.
И вслед за этим воодушевлённые его словами гунны ринулись в бой. За ними двинулись и подвластные им племена.
Началась битва - лютая, жуткая, упорная. Полноводный ручей, пересекавший Каталаунские поля, вышел из берегов от потоков крови и превратился в бурлящий поток.
Аттила с лучшими ордами гуннов пытался расколоть войско ромеев и захватить Аэция. Но сбить ромеев с холмов так и не смог.