Князь мертвецов
Шрифт:
– Тю!
– опешил пацан - и выразительно покрутил пальцем у виска.
– Ты шо, дурной? Тот-то гляжу какой-то не такой!
– он презрительно покосился на длинные серебристые волосы альва и повернулся к Мите, как к более достойному доверия.
– За один!
– А клеймо - серп, да?
– безнадежно спросил тот.
– Соображаешь!
– пацаненок ощерился в щербатой улыбке.
– Самый что ни на есть доподлинный мертвецкий кирпич. Я и показать могу, только ты сперва гроши покажи.
– Спасибо, не нужно.
– ошарашенно пробормотал Митя.
– Как это - не нужно?
– заволновался пацаненок, - думаешь, я не понял, чего вы туточки крутитесь?
– Мертвякам она уже без надобности. А может...
– он подозрительно прищурился.
– сами мертвяки вам занадобились...
– Зачем?
– вырвалось у альва.
– А я знаю?
– мальчишка возмутился эдакой попыткой свалить на него их проблемы.
– Говорят, душегубы на них того... руку ставят, - и задумчиво добавил.
– Или вовсе - на пирожки...
Йоэль крупно сглотнул. То ли тошнило, то ли вдруг пирожков захотелось.
– Ну так чего, панычи, берете?
– Нет, спасибо, мы как-нибудь без кирпича обойдемся, - слабым голосом откликнулся Митя.
– А я думал, ты умный, а ты такой же дурной как этот вот, - мальчишка презрительно кивнул на альва.
– Обойдется он, вы видали! Думаешь, залезешь туда, а мертвячки там рядками смирнехонько лежат и ничего тебе не сделают? Неет, паныч, шалишь! Мертвяк нынче бойкий пошел. Весь город видел, как они целым войском по улицам маршировали. Да чего там! Я летом своими глазами видел, как мертвая девка из окошка мертвецкой лезла! Лицо как череп, глаза как двери в пекло, а волосья... волосья, как швабра, о! И рыжие! Страшная, жуть! Клычищи на меня оскалила, а сама фррр - будто дымом утекла. А я еще жалился тогда, что трое дён не евши!
– деловито прикинул мальчишка.
– Да будь я поупитанней – точно сожрала б, а так, видать, не занравился я ей, кого пожирней искать отравилась.
– Рыжая, говоришь...
– повторил Митя.
– Из какого окна?
– Вон из того!
– мальчишка ткнул грязным пальцем в полуподвальное окошко.
– Ей-Богу, не вру!
– Верю.
– Митя даже хотел похлопать его по плечу, но вовремя остановился, оценив сомнительной чистоты рубаху.
– А теперь пошел вон отсюда, чтоб духу твоего не было! Пока я тебя лично госпоже губернаторше как главного расхитителя кирпичей не сдал! Уж она тебе пропишет каторгу, ворюга!
– он скорчил жуткую рожу и потянулся, будто хотел ухватить мальчишку за шиворот.
Мальчишка взвизгнул и ринулся прочь, сверкая босыми пятками. Заскочил за угол, высунулся оттуда и напоследок зло погрозил чумазым кулаком:
– Чтоб тебя там мертвяки покусали! Вот тогда пожалеешь, что у тебя супротив них мертвецкого кирпича не было - да поздно будет!
– его босые ноги снова зашлепали по битой брусчатке - убежал.
– А что, кирпич против мертвецов помогает?
– неуверенно спросил окончательно замороченный альв.
Вместо ответа Митя снял сюртук и жилет и сунул их Йоэлю — это мара могла дымом в окошко просачиваться, да и без дыма - тощая девчонка. А у него все-таки плечи. Ну ничего, как-нибудь... Толчком высадил прикрывающую полуподвальное окошко фанеру - стекло, которое они с рыжей марой расколотили летом, так и не вставили. Забросил внутрь сверток с собранной Йоэлем одеждой и сдавленно шипя сквозь зубы, принялся протискиваться внутрь. Края старой оконной рамы впились в плечи - так, наверное, чувствуешь себя в челюстях крокодила, прежде чем попасть к тому в желудок!
Что-то треснуло - Митя лишь понадеялся, что ветхая
– Да у меня есть выбор!
Под первой простыней обнаружилась старуха - Митя торопливо накинул простынь обратно. Зато между оставшимися двумя замер, как привередливый покупатель в лавке, поглядывая то вправо, то влево. На правом столе обнаружился труп молодого мужчины - был он крепко сбит и коренаст, так что Митина одежда должна была ему подойти, но все портила покрытая синяками физиономия и свернутый на сторону нос. Второй, немолодой - лет пятидесяти - худой и высохший, как старый корень, выглядел вполне прилично.
— Это можно и шляпой прикрыть, - разглядывая единственный черно-багровый синяк на виске, пробормотал Митя и решительно выдохнул...
Спокойно ... Его учили ... И он уже делал это ... в горячке боя, почти в бреду, для сотен тел ... Осталось сделать это спокойно, осознанно и всего с одним! Получилось тогда, получится и сейчас.
Он раскинул руки, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Облако темного дыма закружилось вокруг раскрытых ладоней. Медленно поползло по рукам, окутывая его сперва до плеч, потом накрыло всего и начало расползаться по мертвецкой. Струйки черного дыма спиралями поднимались к низкому сводчатому потолку и змейками скользили вдоль окон. Вкрадчиво, как кошка лапой, черный дым коснулся жестяного стола.
Митя протянул руку и коснулся ладони мертвеца.
Яркий солнечный свет обрушился на него. Высокая трава, река блестит на солнце, тонкий ломоть черствого ржаного хлеба в подоле замызганной рубашонки и пронзительный, полный ужаса крик:
– Барыня на Москву собралась! На Кузнецком Мосту платьями закупаться! Бегите! Все бегите!
– крик захлебнулся, послышался звук удара.
Сестра подхватила его из травы, закинула на закорки и побежала, будто на пятках ее выросли крылья. Он держался за ее плечи и сердце от страха бултыхалось в горле. Они уже вбегали во двор - выскочившая из дома мать, протягивая руки, бежала им навстречу...
Свет солнца закрыла огромная темная фигура, его вырвали из рук сестры и швырнули на телегу, где тесно, как котята в лукошке, уже были набросаны такие же как он - маленькие и потерянные. Скрипели несмазанные оси, над телегой стоял неумолчный детский плачь, сквозь который он услышал довольный голос управляющего:
– Эк быдло деревенское щенков наплодило! Всех распродать, так барыне не токмо на платья - и на туфли с муфтами достанет. Да и нам малая копейка перепадет.
Мать еще с криком бежала за телегой, пока хлыст барского управляющего не швырнул ее в пыль деревенской улочки.
Мир закрутился в серой пелене, одну за другой высвечивая бесконечно-однообразные картинки плавильного цеха на уральском заводе, куда его купили: дым, смрад, дышащий жаром поток кипящего металла, боль в плечах, спине и скрюченных ранней сухоткой ногах, не отпускающая даже на койке в бараке, где зимой углы покрывал иней, а летом все плавилось от жары. И бесконечное ожидание, когда что-то изменится, ну хоть что-то! Как дали волю, даже показалось, что сбылось и ... показалось. Второй раз показалось, когда с Урала он перебрался сюда: здесь теплее и сытнее, и опытных работников мало, а от того их ценили, и он даже впрямь начал надеяться, что хоть под старость может вдруг начаться жизнь. Когда всё оборвалось враз: в день зарплаты, в темном переулке, ударом свинцовой гирьки в висок.