Князь орков
Шрифт:
3. Колл ур'Тровна
Прежде чем бежать из лагеря карликов, они вернули себе оружие. Точнее сказать, Корвин взял эту обязанность на себя после короткого, но жаркого спора. Он не вернул Раммару и Бальбоку их оружие, а взял секиру и сапараксебе — в качестве залога, как он сказал. Конечно же, Раммар возражал, но потом подчинился, опасаясь, что они привлекут внимание карликов, если снова заспорят.
Компания тихо забралась в одну из лодок и, оттолкнувшись от берега, поплыла по течению. И только когда отблески костра и пьяные разговоры остались далеко позади в темноте, беглецы взялись за весла.
Короткими, но сильными гребками они вели лодку по течению до излучины, где Ледяная поворачивает на восток и устремляется к Андарилу. Узкий приток вел на юг, на равнину Скарии.
Беглецы вошли в поток, радуясь тому, что река сокращает им много утомительных часов марша; но от них не ускользнул тот факт, что что-то неладно: чем дальше продвигались они на юг, тем меньше воды несла река. Она все разветвлялась и разветвлялась, пока наконец не ушла в сухую почву степи и лодка не стала царапать дном ложе реки.
— Проклятье! — проворчал Корвин. — Как это возможно? Река не может просто так исчезнуть, это против всяких законов природы.
— В этом виновата близость леса, — пояснила Аланна. — Проклятие, лежащее на Тровне, сказывается и здесь, на севере, удерживая воду, ключевой элемент жизни. На нашем языке Ледяная называется Ваньянен— исчезнувшая вода.
— Ба! — в один голос сказали Раммар и Бальбок. Худощавый орк добавил к тому же презрительную фразу «эльфийское колдовство», что, однако, ничего не меняло: приходилось продолжать путешествие пешком. Они бросили лодку, взвалили на плечи нехитрую поклажу и отправились дальше.
Странная это была группа, двигающаяся к большому лесу: два орка, человек и эльфийка, которых свело вместе причудливое настроение судьбы, а общая цель — Тиргас Лан, Сокрытый Город — связала.
Раммар и Бальбок направлялись туда потому, что почуяли возможность самим завладеть сокровищем. Корвин — потому, что хотел обрести в Сокрытом Городе не только сокровище, но и смысл своего жалкого существования. Аланна — потому что, с одной стороны, хотела узнать, что это за тайна, которую она хранила всю свою жизнь, а с другой — потому что чувствовала нечто, наполнявшее ее усталый дух новой радостью жизни…
Тем временем холмы и скалы Острогорья остались далеко позади. Они маршировали на юг по скудным пастбищам. Поскольку провианта не было, у орков снова урчало в животах. Утром путники сделали совсем небольшой привал. Как только Ортмар и его бородатые товарищи заметят, что пленники и эльфийка сбежали, то пустятся в погоню, а посреди широкой степи негде укрыться и переждать. Поэтому беглецам приходилось идти дальше, нравилось им это или нет; и только когда их будут окружать спасительные деревья леса, смогут они отдохнуть. Это было ясно даже Раммару, шедшему в этой небольшой колонне прямо за Аланной. Следом двигался Бальбок, а Корвин составлял арьергард, потому что, хотя Раммар и Бальбок не были вооружены, он не собирался спускать с орков глаз.
Раммар плелся за эльфийкой и снова и снова делал попытки понять ее. Ее одежда по-прежнему была белой и казалась совершенно нетронутой, только развевалась на ветру, словно знамя над широкой степью. Ну почему, черт побери, Аланна освободила его и брата? Разве не должна была ее ненависть к похитителям быть сильнее, чем чувство долга, которое эльфийка испытывала по отношению к ним из-за того, что они спасли ей жизнь? Орку никогда не пришло бы в голову помогать кому-то лишь потому, что этот кто-то помог ему самому. Каждый сам за себя — этому правилу очень рано учатся маленькие орки.
Может быть, эльфийка просто пришла для себя к выводу, что общество толпы карликов действительно хуже, чем общество двух орков и что существуют более страшные преступления, чем чуть-чуть похищения и немножечко грабежа? Аланна ведь и Корвина освободила, хотя у нее были все причины для того, чтобы осуждать его. За отсутствием соответствующих слов Раммар и Бальбок не поблагодарили ее за спасение — что, однако, не означало, что они ему не были рады. Только вот Раммар не мог взять в толк, что заставило эльфийку пойти на это; она сама и причины ее поступков по-прежнему оставались за пределами его понимания.
Загадочно все это…
Полдня размышлял Раммар над странным поведением эльфов и людей, и, когда в темно-зеленой полосе на юге наконец-то стали различимы отдельные деревья, его постигло прозрение — словно удар секиры.
— Вот оно! — прошипел он, обращаясь к Бальбоку. — Думаю, теперь я понял, что здесь происходит.
— Ты со мной опять разговариваешь? — удивленно спросил Бальбок. С тех пор как они бежали из лагеря карликов, Раммар не сказал ему ни слова.
— Приходится, умбал. Тут ведь и поговорить больше не с кем!
— Это меня радует, — раскатисто рассмеялся Бальбок.
— Не спеши радоваться, — ответил Раммар тихо-тихо, чтобы ни Корвин, ни Аланна не услышали. — Если верно то, что я предполагаю, смеяться нам обоим не придется.
— Как так? Что случилось?
— Только скажи, что ты ничего не заметил.
— Нет, а что?
— Вот это на тебя похоже. Вслепую несешься с открытыми глазами. Мне самому понадобилось немало времени, чтобы додуматься, но я уже почти уверен: молочнолицый и остроухая друг в друга втрескались.
— Втрескались? — Бальбок нахмурился. — Что-то я не слышал никакого треска.
— Умбал, я не это имел в виду. Это такой странный язык, на котором все время говорят люди. В нашем языке нет для этого слова, но люди называют это… называют это… Проклятье, как же оно называется? Начинается на «л», если я ничего не путаю…
— Ложь? — предложил Бальбок первое, что пришло ему в голову на языке людей, начинавшееся на «л».