Князь. Записки стукача
Шрифт:
Вот в этот дом и приехал Никола с портфелем.
Агент, следовавший за ним, определил номер квартиры, куда вошел Великий князь и где ждала его в гнездышке преступная голубица.
Мы с Кирилловым подъехали к дому в восемь утра.
Лже-Кириллов руководил агентами на улице.
Те, с удивительно одинаковыми стертыми лицами – точнее, будто без оных, – дежурили вокруг дома. Доложили: Никола из «гнездышка» не выходил…
Мы с Кирилловым расположилась в доме напротив – в дворницкой, окна которой выходили на интересующий нас подъезд.
Разместившись у окон, провели утро за кофеем и игрой в карты, пока Великий князь наслаждался любовью с той, для которой она станет последней и которая так мне нравилась. Впрочем, сейчас я ее ненавидел – как всякий мужчина ненавидит желанную самку, спящую с другим.
В девять утра увидели, как Великий князь вышел на улицу.
Он был без портфеля. Сие вызвало торжество Кириллова.
– Голубица, стало быть, осталась с большими деньгами. Точнее, с большими уликами.
Никола остановил проезжавшего извозчика (излишне говорить, что извозчиком был переодетый жандарм). На нем Никола отбыл домой, в Мраморный дворец.
Несмотря на подлость ситуации, она захватила меня, как всякая охота.
Операция началась. В доме, где было любовное гнездышко, не оказалось черного хода.
По приказу Кириллова агенты поднялись к нужной квартире. Позвонили в дверь, ответа не последовало. Начали споро ломать дверь. Быстро взломали. Ворвались!
В квартире… никого!
После обыска в стене за занавесом обнаружили замаскированный проход в квартиру, находившуюся в соседнем подъезде! Проклятая голубица перешла туда и благополучно исчезла с деньгами. Упорхнула птичка!
На следующий день принесли очередную запись в дневнике Великого князя.
Мне, как обычно, велели переводить.
«Какое было счастье! Сумел дать ей лишь малую часть суммы. Она «поблагодарила и за то».
Утром узнал: за мной (или за ней?) следили!
Отец взбешен:
– Тебе третий десяток! Связался сначала с кокоткой, теперь еще интересней… Поздравляю! Любовница моего сына – революционерка!
Итак, смели следить! Теперь мне остается только достать ей недостающие деньги. Иначе может подумать, что выдал ее я. И никогда ее не увижу.
Отец еще что-то говорил, наставлял, учил уму-разуму! Я расхохотался!
Он:
– Ты безумный! – И… дал мне пощечину.
Как достать деньги? Дикая мысль не дает покоя!
Я хохотал, потому что представил семейные лица после того как осуществлю задуманное».
Москва, 1919 год
Забавно, все, что случилось дальше, я узнал… из дневника отца Николы, Великого князя Константина Николаевича, опубликованного… большевиками!
С каким интересом я читал этот дневник, с какой пользой прибавляю его к моему повествованию!
«10 апреля. Утром Санни (мать Николы, великая
княгиня Александра Иосифовна) меня призвала к себе, чтобы показать, что на одной из наших свадебных икон отодрано и украдено бриллиантовое сияние и что с другой пробовали то же самое, но безуспешно, и только отогнули… Просто ужас! Немедля сообщил графу Шувалову!»
Я был в кабинете Кириллова, когда Шувалов вызвал его к себе.
И вскоре раздался громовой рев Шувалова, слышный на весь этаж:
– Найти немедленно! Найти, кто это сделал! Найти любой ценой!
Но после грозного крика Кириллов вернулся в свой кабинет загадочно радостным. И сказал, улыбаясь:
– Ну что ж, найдем вора, господа! Думаю, найдем довольно быстро. – И расхохотался.
Лже-Кириллову вместе с агентами было велено проехать по петербургским ломбардам.
Уже через день настоящий Кириллов доложил графу Шувалову о великом успехе поисков.
Шувалов велел соблюдать тайну. Но в России, как я уже писал, «все секрет и ничего не тайна». Вскоре столицу потрясла новость, которую передавали шёпотом: Никола, внук Императора Николая Первого, сын ближайшего сподвижника Государя, любимый племянник царя, оказался вором. Причем вором-богохульником, посягнувшим на святые иконы отцов!
Из Дневника Великого князя Константина Николаевича:
«12 апреля… Санкт-петербургский градоначальник генерал Трепов сообщил мне, что бриллиантовые лучи с иконы найдены заложенными в ломбард и что заложил их туда адъютант моего сына.
15 апреля… Страшная сцена допроса Николы Шуваловым (шефом жандармов) и мною… Никакого раскаяния… Ожесточение и ни одной слезы…
16 апреля… У Николы ожесточение, фанфаронство… и нераскаянность. Чистосердечные рассказы адъютанта, закладывавшего в ломбард украденные вещи, позволили восстановить картину содеянного.
Никола сознался в краже, но более ничего не объяснил.
18 апреля… Что делать с Николой? После долгих колебаний решились сперва выждать, что скажет докторское освидетельствование, и, какой бы ни был его результат, объявить Николу для публики больным душевным недугом и запереть его… и этим для публики и ограничиться. Но для самого Николы устроить заточение в виде строгого одиночного заключения с характером карательным и исправительным…
19 апреля… Вчера последовало нужное заключение врачей. По окончании конференции сказал себе: «…Как оно ни больно и ни тяжело, я могу быть отцом несчастного и сумасшедшего сына, но быть отцом преступника, публично ошельмованного, было бы невыносимо и сделало бы мое будущее невозможным».
Да! Чтобы продолжать руководить реформами, Великий князь согласился объявить любимого сына психом. При дворе было сказано, что Великий князь – душевнобольной. А шепотом добавляли, что все это проделки роковой американки. Будто бы Фанни свела бедного Николу с ума и заставила совершить кощунственную кражу.