Князь. Записки стукача
Шрифт:
Об оплате не могло быть и речи. Провожаемые хором извинений, мы удалились.
В купе расхохотался, сказал, что номер с засахаренным тараканом он пользовал еще в корпусе.
– Он нас часто выручал в дни безденежья, как и новые парадные каски кавалергардов. Они очень большие, и на балах туда можно засунуть добрых полфунта дорогих конфет. Конечно, метрдотель хорошо знает фокус с тараканом. Но разоблачить не смеет – ведь конногвардеец может и застрелить… Но фокус с тараканом годится только в России, в Париже – ни-ни! Слишком много было там наших, и рестораторы уже научены, тотчас зовут полицию. Впрочем, есть много других номеров, которые можно провернуть за границей, когда у вас нет денег. Например, подойти к русскому – они сразу видны на улице, хоть оденется у лучшего парижского портного, хоть язык у него французский, но неуверенность, точнее, отечественный страх в глазах… И вот подходите к нему и этак шепотком: «Знаете, сударь, я придумал – закричать на всю улицу, что вы карточный шулер. Представляете, офицер в моем мундире обвинит вас прилюдно. Вы, естественно, возражаете, что сие ложь, и тогда мне придется закатить вам пощечину, вызвать вас и, уверяю, застрелить…» Он: «Что вам нужно от меня, сударь?» – «Какую-то жалкую тысячу франков, в дороге поиздержался!..» И ведь даст!..
Мне надоело слушать про его удальство, и я холодно пожелал ему спокойной ночи.
– Да, вам неинтересно, вы ведь у нас богач. Это мы – голь перекатная, которая на выдумки хитра. Кстати, платеж за обед, от которого я вас избавил в ресторане… – Он назвал сумму, и я отдал деньги ему.
В Париже я остановился в дорогом отеле «Крийон» на площади Конкорд. Из моих окон были видны Тюильри и площадь, где французы казнили короля и королеву.
Я вызвал консьержа и спросил его, что он посоветует мне посмотреть.
Он рекомендовал веселую оперетку-буфф, где героиней была наша Екатерина Великая, чьи любовные похождения представлены с откровенностью, к которой так склонны французы.
Спектакль шел несколько лет с огромным успехом…
– Кстати, – сказал консьерж шепотом, – у нас остановился инкогнито Великий князь Николай Константинович. И он тоже заказал билеты…
Я, конечно же, догадался.
«Великого князя» я увидел вечером. Вепрянский радостно поздоровался.
Я в ответ:
– Рад видеть, Ваше Высочество…
Он весело засмеялся.
– Зачем вам быть Великим князем, Вепрянский?
– Пока не знаю, но что-то от этого получу… Пока получаю почтение. Французы, как положено сукиным сынам – демократам, обожают титулы. Город набит лжемаркизами, лжесултанами и, конечно, лжекнязьями. Зайдите в салон любой кокотки – и вы встретите их с десяток. Здесь без титулов нельзя. Тем более что самому Николе титулы теперь ни к чему…
Помолчав, я спросил о главном:
– Скажите правду: вы приставлены ко мне?
– Милый друг, правда – это дорогое удовольствие на нашей бедной Родине. Может быть, еще раз пообедаем вместе… и поговорим? Пришла пора…
Он назвал самый дорогой ресторан Парижа. У него был хороший вкус.
В ресторане он сказал:
– Итак… То, что я вам расскажу сейчас, – это цена вашей свободы… или даже жизни. Так что с вас десять тысяч франков.
– Не мало ли просите?
– Вы зря шутите. Чтобы вам доказать, я открою сначала то, как вы трогательно глупы. Ну к примеру… зачем была вся история с Николой? Объясните! Не знаете… А я объясню. В странах, где сильна консервативная традиция, возникает незримый, крепкий союз тайной полиции и двора – как только они чувствуют сквозняк свободы!.. Короче, они решили свалить отца реформ, брата царя… Сделать это можно было через сына Николу. На самом деле Николу, конечно же, мы не охраняли, его толкали на безумства. Ему сначала подсунули французскую шпионку Фанни Лир – отлично зная, кто она такая. Но он охладел, не успев наделать безумств… Дальше – больше! Появилась эта нигилистка – к радости Кириллова. Он не знал, что она потребует денег, но был уверен, что при задержании она кого-нибудь пристрелит. И тогда – скандал. Но когда я сообщил, что он украл камни из иконы, – какой это был праздник! Однако наш Авраам – Константин – к полному всеобщему изумлению, принес в жертву любимого сына, Исаака. Честь Семьи и реформы он оценил дороже. И Государь оставил Константина… Так что теперь я не много дам за жизнь самого Государя…
– Все это очень интересно, но меня не касается.
– Абсолютно точно. Ибо это было лишь вступление в главную тему. Но если следующая правда станет неожиданной – с вас двадцать тысяч! Итак, для чего им были нужны вы? Тетка ваша, ее деньги…
– Не понял.
– Еще бы. Для этого нужно узнать, как она умерла.
Я в ужасе поглядел на него.
– Тетушку вашу, не столь уж вами любимую, отравили… Вас отпустили из страны только на время. Я должен за вами следить… В Париже на днях появится господин, который вас высек. Он для начала попросит у вас деньги. Много денег. Вы, конечно, не дадите. И тогда вам объяснят ваше положение… Труп старухи можно потревожить. Вскрытие обнаружит мышьяк, и дело передадут следствию. Ситуация в суде бесспорная! Кому была выгодна ее смерть? Тому, кто получил огромное наследство, – вам! Если к этому добавить ваш дневник, где вы рассуждаете о том, как ненавидите тетку, где описываете ваши встречи за границей…
Я был потрясен. Мне было тогда восемнадцать лет! Откуда они…
Он понял, улыбнулся.
– Беда нашего столетия – все ведут дневники. Но что еще хуже, хранят их всю жизнь… Да, мой друг, один из слуг украл ваш юношеский дневник, где вы часто мечтали о том, чтоб тетушка подохла. Думаю, решение присяжных на суде вам понятно! К тому же в дневнике есть многое о ваших разговорах с Нечаевым… Итак, за вами пятнадцать тысяч франков! Еще пять возьму, если решите исчезнуть!..
…Я вышел усталый. Это навсегда! Это хуже смерти…
– Хуже смерти, – повторял я. – Может быть, и вправду исчезнуть?..
Есть люди, которым всюду хорошо. Если вы их выбросите на льдину, на необитаемый остров, они и там все равно устроятся очень комфортно. Это такой талант – уметь жить… Я его лишен, зато Вепрянский обладал им.
– Итак, – сказал он мне, получив чек на двадцать тысяч, – вот что я вам предлагаю. На Лазурном Берегу вы оставите костюм с документами и записку родственникам о том, что уходите из этой невыносимой жизни.
– Да нет! Зачем же родственникам адресовать? Я губителю моему, господину Кириллову, адресую, с проклятиями!
– Ах как хорошо вы придумали! Именно ему, и с проклятиями… Я вам устрою несколько паспортов на разные имена. У меня тут есть человек. Естественно, за новые деньги…
Так я стал дворянином Федором Гриневым, двадцати пяти лет от роду. После чего Вепрянский помог мне ликвидировать большую часть моей земли…
Появились некие черные люди, именовавшиеся французами, но дурно говорившие по-французски. Сделка была быстрая, и только потом я узнал, сколь она была невыгодная. Хотя меня попросту обворовали, тем не менее огромнейшая сумма легла на мой счет в Лионском «кредите».
Сколько получил за это от прохвостов Вепрянский, могу только догадываться.
Но и оставшейся земли было вдоволь. Имение в Крыму, земли в Орловской, Пензенской и Киевской губерниях… Знаменитые наши конезаводы также остались за мною. Я перевел все это на чужое имя.
Последний раз мы встретились с Вепрянским в Ницце, где я совершил под его наблюдением обряд самоубийства. Записку с проклятиями погубителю составляли вдвоем.
Вепрянский, получивший в результате моих сделок серьёзную сумму, решил более не наслаждаться дымом Отечества. Сообщил со смехом: «Отправляюсь в Америку. Еще Наполеон удивлялся – почему русские так не любят жить в России?»