Княжич. Соправитель. Великий князь Московский
Шрифт:
– Истинно так было, признали немчи вину свою, – подтвердил Карп Савинич, произнося вместо «ц» звук «ч», что отличало говор новгородца.
– Будем же судить по-божьи и против латыньского коварства будем ратовать за своих православных, – заговорил сурово Василий Васильевич. – Молю тя, владыко, и тобя, Карп Савинич, не сетуйте, что ране яз побеседую со псковичами, ибо ранее они ко мне пришли. Ты же, Юрий, и ты, Степан Тимофеич, примите дары и сложите их, куда надлежит. – Помолчав, Василий Васильевич продолжал, обращаясь к послам: – Посадники и бояре псковские. Жалую вотчину свою по мольбе вашей помочью ратной. Повестуйте так на вече своем. Уже близ Новагорода воевода наш князь Иван Василич Стрига-Оболенский со многими
В этот миг взглянул владыка Иона на посадника новгородского с явной укоризной, а тот, побледнев, потупился. Заметив это, Федор Васильевич Басёнок злобно усмехнулся.
Василий же Васильевич, передохнув малость, продолжал:
– А ты, Юрий, вместе с дьяком Василием Сидоровичем проведи гостей в трапезную и угости до обеда. Мы же тут, кратко перемолвясь с владыкой и Карпом Савиничем, тоже придем к столу.
В передней остались Василий Васильевич, княжич Андрей, дьяк Бородатый, воевода Федор Басёнок, да из почетной стражи княжой пять воинов с саблями и копьями, да владыка и посадники, сидевшие молча в ожидании вопроса.
Василий Васильевич, подождав некоторое время, прервал молчание.
– Жду яз слова вашего, – молвил он, – что вы мне ныне сказывать будете?
Не зная, известно или неизвестно великому князю о заговоре, архиепископ Иона осторожно спросил:
– Господа новгородская челом тобе бьет, несть ли у тя, государь, досады какой на неисправления наши.
Василий Васильевич понял и, усмехнувшись, молвил спокойно:
– Яз, отче, миром пришел поклониться святыням новгородским и наказать немцев за вред их Пскову. Зрю яз, что добре соблюдает без извета новгородская вотчина моя судную докончальную грамоту, [164] на вече писанную и целованием крестным утвержденную.
164
Судная грамота – договор о правах великого князя в Новгороде.
– Мы, государь, – сказал Карп Савинич, – и впредь тобе верны будем. Дошли ж мы за тем к тобе, дабы звать тя на почестен пир наш в Грановитой палате в день поминовения Никиты – святителя новгородского, чудеса и при жизни творившего.
Князь великий благодарил за почет, ему оказываемый, и обещал быть на новгородском празднестве. Звал он владыку и посадника на обед с послами псковскими, но те уклонились. Владыка отговорился скорым служением церковным, а посадник – тем, что господа ждет его с ответом государя. Василий Васильевич не удерживал их, проводив с большим почетом.
Княжич Андрей, воевода Басёнок и дьяк Бородатый сопровождали высоких гостей до саней их, стоявших у крыльца государевых хором. Когда же они, распростившись с гостями, вернулись, Василий Васильевич спросил с усмешкой дьяка:
– Ну, что скажешь, Степан Тимофеич?
– Мыслят они, – смеясь, ответил дьяк, – что неведомы нам их злотворения.
Василий Васильевич нахмурил брови и, направляясь в трапезную, молвил сурово:
– Многое еще им неведомо, что ждет их. Подумаем думу о сем в Москве с великим князем Иваном вместе.
После пирования в новгородской Престольной палате в честь великого князя московского в феврале уже месяце, на первой неделе Великого поста почувствовал себя плохо Василий Васильевич. Государя все время знобило, и сильно одолевал его кашель, а иногда щеки его горели, и было ему трудно дышать. Сухотная болезнь [165] никогда его так не беспокоила, как теперь. Знал он, что ухудшение бывает либо от осенней, либо от весенней сырости.
Совсем больным принимал он псковских послов, приехавших опять к нему в Новгород с челобитной
165
Сухотная болезнь – чахотка.
Василий Васильевич позвал по этому поводу на думу обоих сыновей, дьяков обоих, воеводу Басёнка и воеводу князя Ивана Васильевича Стригу-Оболенского, уже стоявшего со своими полками возле Юрьева монастыря и Рюрикова городища. Думу думали в опочивальне великого князя, и Василий Васильевич часто сильно кашлял и был весь в жару, до пота.
Отдохнув от припадка кашля, он молвил:
– Мысли мои такие, сам-то яз уж на ратное дело сей часец негоден. Посему хочу отослать во Псков Юрия меня вместо, а поедет с ним воеводой князь Иван Василич и для совета из дьяков – Беда, Василь Сидорыч. Яз же тут с Андреем да с Федор Василичем и со Степан Тимофеичем останусь. О прочем же подумайте сами, а яз послушаю токмо, уж очень недужно мне.
Дума длилась долго. Дьяки обсуждали положение в Новгороде и во Пскове и советовались с воеводами о распределении военных сил. Воеводы, принимая во внимание мнения дьяков, исчисляли, сколько надо воинов для похода против немцев и для охраны великого князя, «дабы не было против государя злотворения от господы, дабы в страхе держать бояр и посадников…»
В конце думы князь Юрий сказал, обращаясь к отцу:
– Государь, яз мыслю, что все уж нами решено. Днесь же после обеда яз отъеду с князем Иваном Стригой во Псков с теми полками, которые указали нам воеводы. С нами же поедут и псковские послы. С тобой же, как ты сам пожелал, останутся Федор Василич и Степан Тимофеич. Всяк день мы будем ссылаться вестниками. Токмо едино у нас еще не решено: кого же посадить во Пскове князем псковским и твоим наместником?
Василий Васильевич ответил не сразу.
– Дабы приласкать псковичей, – медленно заговорил он, – будь ты у них меня вместо. Помогни им против ливонцев поганых, как они молили мя от веча своего, а засим избери собе время, как лучше, сам решишь, и отъезжай домой на Москву. Князем же псковским и наместником моим оставь князя Ивана Василича Стригу. Будет у них русский князь, а не литовский. – Он слегка закашлялся и, оправившись, продолжал: – Неча им на Литву глаза косить: помочи-то им ни Литва, ни старший их брат Новгород не дадут. Ты, Юрий, там, во Пскове-то, все сие разъясни и так содей, как дьяки тут сказывали. Василий Сидорыч тобе помогнет. Ну, с Богом, Юрьюшко. Тобе во Пскове полна воля всем правити меня вместо.
Отпустив всех, Василий Васильевич ослабел совсем и остался один с Васюком, чтобы отдохнуть и подремать до обеда.
В тот же день к вечеру, когда Юрий давно уж выступил с войском ко Пскову, почувствовал государь еще большую слабость, лег в постель и встать уже больше не мог. Андрей, оставшись один с отцом, испугался и заплакал. Бросился потом к Васюку и приказал ему идти к архиепископу молить его помочь великому князю.
Владыка в келье своей при зажженных свечах читал Священное Писание и выписывал нужные ему назавтра изречения для поучительного слова после обедни. Узнав от Васюка о болезни великого князя, он тотчас же встал и, подойдя к книжному поставцу, выбрал «Добропрохладный вертоград» [166] и поспешил к болящему. Княжич Андрей так обрадовался приходу владыки и с такой верой взирал на него, что отец Иона был растроган.
166
«Добропрохладный вертоград» – название древней лечебной книги, дословно оно означает: «Хорошо успокаивающий сад».