Княжий воин
Шрифт:
– Мордой копченой не годишься, бородой паленной, да глазом подбитым. Эвон, вода в бочке - поглядись-ка. Человек княжий!
Марфа ушла в избу.
– Что молчишь?
– Людота толкнул локтем сидевшего рядом Романа.
– Приворожил девку?
– Видел-то ее один раз. В другой раз встречу - не узнаю.
Роман, на беду свою, врать не умел - кровь прилила к щекам и к ушам. Но Людота ничего не заметил.
–
– Я-то при чем?
– А при том!
– усмехнулся Людота.
– Батька ее, боярин Никита, с князем нашим из Трубчевска приедет, а дочь единственная в присухе. А кто молодец? Людоты сын, Кокоры крестный? Вот родственнички для боярина ближнего: кузнец - с чертями знается, а крестная - ведьма.
– И зятек незнамо откуда, - поддержал Людоту Роман.
– Думаю, огорчится боярин.
– Что старый, что молодой, - подала голос Марфа из избы.
– Два лаптя - пара.
Словарь:
пестунья - нянька, воспитательница
плотня - любое строение из дерева
Глава седьмая
ЛЕСОВИК
(июнь 1184-го года)
Лес окружал Курск с трех сторон, оставляя открытым южное направление. Но вблизи города деревья для хорошей плотни давно вырубили:
Шли втроем, прихватив с собой отца Алешки, Шалыгу-старшего, признанного древознатца. За спинами старших мужиков луки: дичиной разжиться, от лихого человека отбиться - степь-то рядом.
В дощатике* переправились через Тускарь выше Перуновой поляны, и пошли на восход. Вблизи города стелились луга, еще помнящие весеннее половодье, тянулись перелески, кустарники. Небольшие речушки переходили вброд.
Роману хотелось скинуть одежду и поваляться на одном из попавшихся по дороге маленьких песчаных пляжей, поплавать в прозрачной, теплой воде реки. Но старшие топали по траве широким солдатским шагом, не обращая внимания на окружающие красоты.
Шалыга - среднего роста, худощавый, но ширококостный мужик, лысоватый со лба, кожа лица, как у всех кузнецов, прокалена огнем и побита окалиной. Его длинные и хваткие руки таили в себе недюжинную силу.
Шалыга приходился Людоте двоюродным братом, по-здешнему - братаном. Стало быть, Лешка Шалыга был братичем Людоты, а Роману - двоюродным братаном. Марфа была сестрой жены Шалыги-старшего, и ей Лешка приходился сестричем, а брат Марфы Иван был Лешкиным уем, и по старинным меркам считался Лешке чуть ли не ближе отца. Родственные связи, даже самые дальние,
Настоящий строевой лес начинался где-то там, где позже встанет железнодорожный вокзал. Темная и мрачная издали стена леса расступилась и приняла пришельцев под свою сень. Твердый шаг старших мужиков сменился мягким, с пятки на носок - ветка не хрустнет. Часто останавливались и настороженно прислушивались к лесному шуму, к птичьим голосам, потом пошли увереннее.
Подлесок становился реже, стволы деревьев выше, а лес светлее и спокойнее. А вот, наконец, и его середина.
Как великан-отец среди крепких сыновей, стоял на небольшой поляне заповедный дуб. Не так высок, как кряжист - обхватов в пять у корня. Ствол разделялся на мощные, воздетые к небу ветви. Вокруг дуба даже птицы пели тише. Стоял дуб на вершине небольшого пригорка, открытого солнцу и ветру. Добротная березовая изгородь окружала ствол лесного старожила, дабы каждому видно было, что перед ним - не простое дерево.
Шалыга, а за ним и Людота с Романом поклонились священному дубу. Древознатец вынул из-за пазухи хлеб, отломил кусок и положил его у корней.
Роман проникся уважением к дубу-ветерану, но поймал себя на озорной мысли: "Кота не хватает с цепью".
– Девки наши к дубу каждую весну бегают, - усмехнулся Шалыга.
– Женихов баских выпрашивают. Да бабы-молодухи мужей от кривизны всякой здесь отговаривают:
Все чаще попадались свежие и давние пни: Прошли в глубь леса еще с версту и Шалыга стал приглядываться к каждому дереву, а на стволах выбранных ставил топором свое знамя-клеймо.
Роману древознатец вполголоса рассказывал:
– Дерева не всякий раз пользу приносят - могут и порчу. Ежели неправильно выбрать или по-глупому срубить... Для жилища и забрал* городских только дуб и сосна годятся. Долговечны они, а души их к человеку добрые... Но из них не всяко дерево брать можно. В ином дереве душа злая, в сруб положи - вся семья хворать будет. Даже от щепки вред может быть - стаерос, называется. Его глазом от других деревьев не отличишь, нутром чуять надо.
Ковер опавшей листвы пружинил под ногами. Лес вверху сплетался мощными кронами деревьев, почти не пропуская к земле прямых солнечных лучей. Было сумрачно и тихо. Дятел звонким перестуком лишь иногда тревожил тишину. А вот зашумела мощными крыльями невидимая в ветвях птица. И снова тихо...
Тем временем Шалыга продолжал:
– Ежели ствол крученый да корявый, то дерево даже в печь не годится - пожара не миновать... А если при рубке на полночь упадет - злой умысел в нем... Сухостойные в сруб не клади - беду накличешь: