Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу
Шрифт:
– О, это младший отпрыск одного из знатнейших родов, – рассмеялась графиня, – хорошую карьеру он себе избрал! В юности, помнится, не давал прохода ни одной хорошенькой девушке, а потом вдруг уверовал до фанатизма, принял постриг и вступил в Общество Иисуса.
– Иезуит?
– Да. Отец Бенедикт – влиятельный человек, у него прекрасные связи. Кстати, не принимайте близко к сердцу изысканные любезности, которыми он вас сейчас так щедро осыпал. Хотя вы, без сомнения, – красивейшая женщина России, но отца Бенедикта давно не трогает и такая красота, как ваша. Он действительно монах, но привычку к светской болтовне, похоже,
Графиня вновь рассмеялась и сменила тему.
*
Через два дня явилась записочка от Мерье. Бедный философ, бывший учитель Августы, был тяжело болен. Не в силах давать уроки, он пришел в крайне плачевное состояние и просил княжну о помощи. Принцесса разволновалась. Захватив с собой верного Василя, она поспешила в отдаленный уголок Парижа, и обитатели его с удивлением наблюдали невесть зачем оказавшийся на их грязных улицах роскошный экипаж.
Дверь открыла пожилая экономка в чепце, закутанная в толстую шаль, ее густые мужские брови недовольно сходились у переносицы, придавая круглой физиономии суровое выражение. Эту даму, кажется, ничуть не удивил и не взволновал приезд такой гостьи, как Августа, аристократизм которой проявлялся во всем, несмотря на нарочито скромное одеяние.
– Что с метром Мерье? – взволнованно осведомилась Августа с порога.
Экономка что-то пробурчала, и княжна была изумлена подобной нелюбезностью.
Философ жил в крохотной, хотя и чистенькой, опрятной квартирке. Экономка проводила Августу к комнате Мерье и быстренько удалилась. Княжна толкнула дверь.
В комнате было темно, окна занавешены, света не было. Августа растерянно огляделась.
– Вы ищите вашего друга учителя, ваше сиятельство? – четко раздался голос, в сладких нотках которого сквозила явная ирония. Августа вздрогнула. В глубоком кресле, не сразу замеченный ею, восседал отец Бенедикт. Вот он поднялся ей навстречу, изящно поклонился. Манеры священника оставались светскими, несмотря на черное монашеское одеяние.
– Я ни в коем случае не хотел испугать вас, княжна, – затараторил отец Бенедикт, – и глубоко сожалею, что ради удовольствия видеть вас мне пришлось прибегнуть к обману. Обман, впрочем, частичен, так как вы действительно находитесь в доме метра Мерье, у которого и впрямь сейчас неважно обстоят дела. Но необходимая помощь ему уже оказана, так что ваше сиятельство может не беспокоиться на сей счет. Надеюсь, что это приятное известие доставит вам удовольствие и расположит к дальнейшему разговору.
В этом он ошибся. Никакого расположения к дальнейшему разговору у Августы не было. Она, по-прежнему не говоря ни слова, развернулась и направилась к двери, но иезуит, словно предвидев это движение, тут же оказался у нее на пути, заграждая проход. Принцесса побледнела. Она оставила Василя в карете, и сейчас вся была во власти этого человека!
– Простите, Августа, – мягко продолжал отец Бенедикт, и княжну покоробило от такой нарочитой бесцеремонности.
– Как вы смеете?
Священник казался очень довольным тем, что услышал наконец ее голос.
– Ваше сиятельство, соблаговолите присесть и выслушать недостойного монаха. Вы поняли, несомненно, что прибегнуть к уловке меня заставила невозможность открытой встречи. Вы не отвечали на мои письма. Что оставалось делать? Пару дней назад я был представлен вам, и сделано это было для того, чтобы, увидев меня сегодня столь неожиданно, вы не слишком бы испугались. Ведь мы уже знакомы.
– Я ничего не понимаю и не желаю понимать, – приходя в себя, отвечала Августа. – Не думаю, чтобы это была нелепая шутка с вашей стороны. Использовать мою привязанность к Мерье, о которой вам стало известно, вероятно побудила вас серьезная причина. А это и заставляет меня заявить вам: я не желаю иметь с вами никаких дел, господин иезуит!
– Причина очень серьезная, княжна, – сказал отец Бенедикт, словно не расслышав ее последних слов. – Поэтому еще раз покорнейше прошу вас выслушать меня, Ваше Императорское Высочество!
После этих слов приглашение присесть не пришлось повторять. Августа так и рухнула в кресло, глядя на иезуита расширенными от ужаса глазами. Она изучала науки, но не жизнь, в ней еще многое оставалось от наивного ребенка, поэтому очевидный вывод – что странная встреча явилась следствием того, что иезуит знает о ее царском происхождении – до сих пор не приходил в голову девушке.
Отец Бенедикт, довольный произведенным эффектом, быстро опустился перед ней на колено, приложился к руке.
– Ваше Высочество! – французская речь вновь так и полилась пустозвучной скороговоркой. – Примите искренние уверения в глубочайшем почтении, ибо для меня великая честь беседовать с вами, поэтому еще раз прошу простить, так как лишь настоятельнейшая необходимость и важность предстоящего разговора…
– Нет никакой необходимости в нашей встрече, – отчеканила принцесса, не дослушав и отдергивая руку. Теперь, когда Августа поняла, отчего она здесь, в уме ее начала разворачиваться дальнейшая картина событий. – Кажется, догадываюсь, о чем вы столь горячо желали побеседовать со мной. Успокойтесь, святой отец. Я не стану вашим конфидентом.
Он поднялся с колен. Тон мгновенно изменился.
– Позволите присесть в вашем присутствии, принцесса?
Удобно уселся в кресло, развернув его таким образом, что теперь оно загораживало Августе проход к двери. Вообще монах вел себя так, словно княжна – его пленница.
«А ведь так оно и есть!» – подумала Августа.
– Все говорят о вашем патриотизме, принцесса, – теперь он не тараторил, в словах его звучала ленивая небрежность. – О том, как страстно защищаете вы честь России, когда этого касаются в разговорах. Однако… Вы умны, вы не можете не понимать – мы с вами к главному подходим сейчас, Ваше Высочество, что нынешнее правление не может обеспечить вашему народу процветание. Казна пуста, мятежи, брожение в умах, а главное – страна на грани войны. Императрица Екатерина, в которой нет ни капли российской крови – узурпаторша. Но законный наследник престола – Великий князь Павел – слишком мал, да и в дальнейшем коварная мать найдет способы совсем устранить его от власти.
– Вы забываетесь… – изумилась Августа. – Забываете, с кем говорите, господин иезуит…
Ее пылающий взгляд, неожиданно прорвавшийся гнев в голосе невольно заставил отца Бенедикта опустить глаза и принять в кресле более скромную позу.
– …и о ком говорите! Вы позволяете себе недопустимый тон и выражения по отношению к моей законной государыне…
Монах подавил и непривычное смущение, и сопровождающую его злость, взглянул на Августу сухими, суровыми глазами.