Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу
Шрифт:
– Да с мужиком ласково надо, матушка! – нетерпеливо перебил Орлов. – Без кнута. Тогда и крепостное право отменять не придется. Я вот хвалиться не хочу, да к слову приходится. Спроси, что ли, хоть у Григория. Чтобы у нас, Орловых, когда холопа кнутом секли за малую провинность?! Меня слуги мои обожают. В огонь и в воду готовы. И за Григория его холопы так же. А что, мы какие особые люди? Нет, а просто жалеть надо мужичка. Божья ведь душа. И ты тогда сам хоть какой никчемный человек будешь, а коли до слуги своего ласков, то и не барин – солнышко красное.
– Ну, ну! – усмехнулась императрица. –
– Недостойно и низко! – Орлов бросил письмо на стол.
– До конца дочитал? А теперь представь же себе, друг мой, если б я венчалась с твоим братом, когда мы на бочке сидим пороховой… Да еще открыто, как он того жаждет. Не думаешь ли, что нашего дорогого Гри Гри, из-под венца вынув, повесили бы взбудораженные Паниным солдаты, да и тебя бы – рядышком! Что было бы со мной, думать не хочу, но что было бы с Россией?
– Государыня! Сама же против себя говоришь. Панина бранишь, а прогнать его не желаешь!
Да ведь он только и мечтает рядом с царевичем на троне присесть, сама видишь. Выдумал конституцию. Власть избранных малых заместо единой власти государевой. Голову государству срубить желает. Это в России-то матушке, коя царями только и сильна. Хоть историю почитал бы. Гришка, небось, сейчас к Ломоносову побежал, об опытах своих рассказывать, да вот и захватил бы листков летописных от сего ученого мужа разлюбезному Никите Ивановичу. Что было с Русью в межцарствие? А ранее, когда правители меж собой грызлись? Никита Иванович – хитрая лиса. Что у него на уме? Остерегайтесь, государыня! Наша партия сильна, но и Панин действует умело.
– Коли так, – возразила Екатерина, – назови мне имя! Имя человека более, нежели Панин, в делах внешнеполитических опытного, разумного, толк знающего в дипломатических тонкостях. Назови, и я с великой охотой последую твоему совету. Молчишь, Алексей Григорьевич? Молчишь, потому что умен, потому что чувствуешь правду в моих словах. Нельзя нам сейчас такими людьми, как Никита Иванович, бросаться – не время. От своих нет покоя, а тут еще добрые соседушки. О, представляю, какие красочные сны снятся сейчас нашим врагам – в Турции, Швеции, Польше! Франция сети плетет. А что Австрия, что Англия? Но я сама – хитрая немка и окрутить себя не дам. Мы еще дадим всем звону! Потерпеть только немного придется. Много врагов, а за нас – один Бог. Я, Алексей, житие князя Александра Невского часто перечитываю: вот муж был святой и великий, пример для государей! Что он говорил?
– Не в силе Бог, а в правде, – невесело усмехнулся чему-то Алехан.
– Так-то! Нужны вы мне. Все нужны. И вы, орлы. И Панин. Вместе все. Чтобы шло дело. А насчет прожектов его бредовых не волнуйся. Я никогда, – голос ее зазвучал чеканно и звонко, – не дам разорить самодержавие. Пока я жива! Всякое иное правление для России не только вредно, но и разорительно, сие ты верно подметил. Запомню это и запишу – пригодится. Огромны просторы России! Как управлять ими без самодержавия? Правительство, преобразившееся в республику, утрачивает силу, а мы, тем паче, не Европа – на нас до сих пор дикие крымцы набеги совершают! Ничего, Никите Ивановичу мы монархию не отдадим. Я готова прислушиваться к любому разумному мнению, но я также умею быть упрямой, когда того требуют государственные интересы. Ты и сам, друг мой, это знаешь, – добавила Екатерина с мягкой улыбкой. Алексей промолчал. А императрица задумалась об Ошерове.
Государыня приехала в Россию пятнадцатилетней девочкой. Взросление, становление ее натуры произошло здесь, в России. Далеко остался маленький Цербст, не любящая ее, вечно унижающая мать. Огромная, необыкновенная страна поразила пылкое воображение, дала пищу ее тонкому уму. Но, искренне полюбив Россию, восприняв в себя ее дух, Екатерина все же осталась во многом европейкой. Это очень отличало ее от предшественниц на русском троне. Вставать в пять утра – каждый день, без поблажек себе, после неизменной чашки кофе приниматься за дела, вникать во все подробности, во все политические хитросплетения, заканчивать ни минутой раньше установленного часа – такое не снилось ни Екатерине I, ни Анне Иоанновне, ни Елизавете Петровне. Но, подчинив себя строгой дисциплине, царица требовала того же и от других. Ей нужно было, чтобы все работали. А потому вопрос, заданный Алексею Григорьевичу, прозвучал для нее вполне естественно.
– А чем занимается твой Ошеров?
– Чем? – Алехан был озадачен. – Мудрено сказать, государыня. Жизнь проводит гвардейскую.
– Сиречь «с бахусом баталии»! – Екатерина вспомнила Петра Великого. – И сколь успешны сражения?
– Матушка, друг мой редко в сих баталиях одерживает виктории.
– Вот как! – Екатерина неожиданно помрачнела. – А потом драки безумные, распутство… Так и гибнут молодые силы, и таланты уходят в землю. Образумь его, Алексей Григорьевич!
– Пробовал, государыня.
– Юноша, по всему видать, дерзкий, смелый и преданный. Хорошо, сыщу ему поручение. Отправлю с секретной депешей во Францию к князю Голицыну. Каково его здоровье?
– Думаю, оправится скоро.
– Вот и хорошо. Подготовь его. А я пока не спеша все обдумаю. Да, Алексей, надо теперь ушки востро держать. Со стороны Порты Турецкой дымом тянет.
– Не миновать войны?
– Дело лишь времени. Но, думаю, с Божьей помощью несколько лет еще продержимся.
– Дозвольте сказать, государыня!
– Дозволяю, Алексей Григорьевич.
– Надо решать с Турецкой Портой! – горячо заговорил Алехан. – А в сем деле нам вернейшие помощники – братья наши православные. Надо Грецию порабощенную поднимать. Славян. Да и с Египтом начать тайные сношения не худо. Восстания вассалов ослабят Турцию. Свалить надо этого хищника! Начать до войны хитрую войну. Пришла пора, государыня-матушка, России в южные воды выходить, как о том мечтал Петр Великий, пора потеснить мусульман в морях Средиземном и Черном!