Ко времени моих слёз
Шрифт:
– Оружие на пол! – рявкнул Кузьмич. – Руки за голову! Лечь, … вашу мать!
Охранники послушно побросали пистолеты и легли. Судя по всему, они не были запрограммированы на выполнение приказов зама главного врача любой ценой.
– Что здесь происходит, командир? – подошел к Максиму Райхман, посмотрел на стоявшего в халате Гольцова. – А он что здесь делает?
– Все объяснения потом, – опомнился Максим. – Уходим.
Профессионально прикрывая друг друга, члены группы вывели Гольцова на улицу, по очереди держа охранников
– А с тобой, сволота, мы еще поговорим! Выясним, кто или что ты такое!
Дверь закрылась за его спиной, отрезая полный мрачной угрозы ответный взгляд заместителя главврача.
ОЖИДАЕМОЕ
Гольцов сразу отправился под душ, а Разин с командой устроились в гостиной, поглядывая друг на друга. Ничего лучшего Максим не придумал, отвозя отца Марины на квартиру брата, и теперь размышлял, что делать дальше.
– Ну ты и заварил кашу, – покачал головой Райхман. – Неизвестно теперь, как ее расхлебывать. Конечно, это приятная неожиданность, что наш бывший клиент жив и здоров, но стоило ли из-за него так рисковать?
– Осуждаешь?
– Как тебе сказать? Не хотелось бы из-за этого случая вылететь со службы. Погоны могут снять, еще чего…
– Я дам показания, что вы действовали по моему приказу.
– Да разве в этом дело?
– А в чем?
Штирлиц отвел глаза:
– Не надо было подставляться. Все мы теперь будем виноваты.
– Вы тоже так думаете? – оглядел Максим лица Кузьмича и Писателя.
– Я не считаю себя виноватым, – пожал плечами Геннадий. – Мы действительно работали по приказу и не знали, что происходит. Хорошо бы, если бы кто-нибудь мне объяснил – ради чего был устроен такой шум.
– А я согласен с командиром, – заявил Кузьмич. – Гольцов не должен сидеть в спецклинике в качестве подопытного кролика. Хотя мне тоже интересно, кого это он так разозлил, что его упекли в наш спецхран без права связи с родными и близкими. Командир, он тебе признавался, в чем дело?
Максим встал, зашел в туалет, постоял у зеркала, разглядывая физиономию. Вспомнилась чья-то старая шутка: «Если вы стали похожи на фотографию в своем паспорте, срочно идите в отпуск». Кажется, он уже достиг данной кондиции.
Вернулся в гостиную, сказал сухо:
– Все свободны.
Подчиненные переглянулись. Штирлиц молча направился к двери, за ним Писатель.
– Зря ты так, командир, – проворчал Кузьмич, поднимаясь вслед за ними. – Не стоит сходить с ума из-за юбки. Мы же добра тебе хотим.
Хлопнула входная дверь, в квартире стало тихо, только из-за двери ванной комнаты доносился плеск воды.
Максим постоял мгновение с каменным лицом, переживая стыд и отвращение, метнулся в коридор, сбежал по лестнице вниз, опережая лифт. Догнал товарищей,
– Простите, парни, нервничаю я…
– Да ладно, командир, – повеселел Кузьмич. – Мы понимаем.
– В случае чего мы с тобой, – добавил Писатель.
– Спасибо.
– Что ты собираешься делать? – хмыкнул Штирлиц.
– Доложу начальству, а там будь что будет.
– Пищелко взбеленится.
– Ничего, дальше Чечни не пошлет, – криво улыбнулся Максим. – Авось отобьюсь.
– А нам что делать?
– Идите по домам, утром в Отдел, разгребайте бумаги, я схожу к полковнику и выясню свой статус.
Подчиненные похлопали его по спине и плечам, ушли.
Разин вернулся в квартиру.
Из ванной выглянул Гольцов с мокрыми взъерошенными волосами:
– Извините, Максим, у вас какая-никакая переодежка найдется? Не хочется больничный халат натягивать.
Максим порылся в гардеробе брата, нашел джинсы, черную рубашку с надписью «Курение вредно для здоровья», протянул гостю. Арсений Васильевич появился в гостиной, помолодевший, преобразившийся, не похожий на себя прежнего; бороду и усы сбривать он не стал, только подровнял.
– Где остальные?
– Поздно уже, разъехались по домам. А вам я советую немедленно уехать из Москвы.
– Куда?
– Не знаю, на юг куда-нибудь, вообще за границу, к родственникам подальше отсюда.
– Все мои родственники в Муромском районе живут, в Родомле, да в Ярославле тетки.
– Решайте сами. Но чем быстрее вы уедете, тем лучше. И заберите с собой Марину.
– Как она? – поднял голову Гольцов.
– С ней все в порядке, в Москве, отдала дочку в деревню, собирается сама туда ехать через несколько дней.
– Я могу поехать с ней.
– Дело ваше, только я все же рекомендую уехать прямо сейчас.
– Хорошо, я подумаю. А вы?
Максим усмехнулся:
– Я на службе, до отпуска еще далеко. Но если удастся вырваться на пару деньков, я к вам заскочу.
– В деревне у нас сейчас хорошо, земляника пошла, грибы-колосовики. Приезжайте, я вас повожу по грибным и ягодным местам.
– Спасибо, я заядлый грибник. Да и по ягоды любил ходить в детстве. Хорошие ягодники у нас подальше, ехать надо, а по сосонничку пройдешься, кружечку земляники наберешь, дома посыплешь сахаром, зальешь молочком – кайф!
Арсений Васильевич сглотнул, и они оба засмеялись.
– Мы с вами похожи, – сказал Гольцов, отсмеявшись. – Я часто детство вспоминаю.
Максим припомнил слова Марины, что он похож на ее отца, заторопился:
– Поздно уже, Арсений Васильевич…
– Понимаю, надо уходить. Я готов.
– Я отвезу вас к дочери, она ждет, волнуется, и вы с утра пораньше отправляйтесь в деревню.
– Маришу трудно уговорить что-то делать против ее воли, но я попытаюсь. А одежду верну попозже, когда заеду домой.