Код Средневековья. Иероним Босх
Шрифт:
С точки зрения средневековой культуры, любое творение славит Бога – абсолютного Автора каждого замысла. По большому счёту, каждый замысел, в том числе и художественного произведения, тоже исходит от Бога, принадлежит ему. Поэтому в индивидуальном авторстве смысла нет: руки художника-мастерового реализуют творческую волю Бога-Автора, обладающего полнотой бытия. Представления о личности, в современном смысле этого понятия, ещё не существовало. Подписывать произведения своим именем тоже не было принято, однако ситуация начала трансформироваться накануне Нового времени, когда личность автора стала обретать значение. Культура смещалась в сторону антропоцентризма. Всё больше ценность приобретало отнюдь не воспроизведение традиции и канона, а поиск новых сюжетов, форм и художественных приёмов: Мазаччо экспериментировал с композицией, Брунеллески с перспективой, Микеланджело с формой и анатомией, Боттичелли с рисунком
Новое время как Апокалипсис
Братство Общей жизни выступало против духа ереси, лжемудрствования и развращённого образа жизни духовенства. Факт причастности Босха к Братству чрезвычайно важен. Свидетельствует не только о признании его высокого социального статуса, но и об образованности Иеронима и тем более служит подтверждением благочестия, делая безосновательными провокационные попытки обвинить Босха в ереси и сектантстве. Босх был рьяным католиком в эпоху трансформации европейской религиозности. Его произведения заказывали такие же католики, религиозные персоны. Набожные испанцы признавали и ценили работы Иеронима. И хотя в конце XVI века зазвучали обвинения художника в ереси, в 1605 году последовал решительный ответ испанского священника Хосе де Сигуэнса, писавшего, что все художники изображают человека таким, каков он снаружи, и только Босх – таким, каков он изнутри, ересь никакого отношения к произведениям художника не имела. Нарушение же сакральной композиции триптиха, проникновение бытовых сюжетов, специфическая вольность, которые позволял себе Иероним – признаки культурных трансформаций и неумолимой смены парадигм.
Закономерно и правильно взглянуть на картины Босха как на этический трактат, взывающий к дешифровке и прочтению. Папа Иннокентий II в XII веке изрёк слово «О презрении к миру и ничтожестве человека», с таким средневековым образом мысли произведения Иеронима Босха обнаруживают фундаментальную генеалогическую связь. Персонажи Босха – люди как они есть – одержимы соблазнами: человек полон порока, глубоко порочна сама его природа. Картины Босха вообще, но особенно его триптихи, в мельчайших деталях раскрывают их созерцателю все возможные оттенки греховности.
Грех царствует на земле, воплощаясь в быте, в поведении и поступках, преступлениях и проступках. Интерес Босха к изображению повседневного, его внимательность к мирскому свидетельствуют о подступе к новой эпохе – эпохе Нового времени, которая, тем не менее, не наступила внезапно, а стала итогом долго процесса становления изменений и микрореволюций Средневековья: в произведениях Иеронима и его последователей мы увидим, как земное вытесняет небесное.
Босх жил в смутные времена, на пороге Нового времени, утверждавшего ценность жизни, обладание материальными благами, прославления земного и чувственного, всего того, что ещё недавно именовалось греховным и разительно отличалось от средневековых идеалов: Христа-аскета, смирения, целомудрия, бедности и благочестия. Церковь, головокружительно терявшая авторитет, боролась с инакомыслием инквизицией, отстаивая свои права на власть и на законодательство дум: на кострах погибли Ян Гус, Николай Коперник, Джордано Бруно. Испанский инквизитор Торквемада осудил на смерть более 10 тысяч человек. Властные, мирские амбиции, царившие при дворе Пап и подчинённых им клириков, неуёмно стремившихся к богатствам, продававшим дорогу если не в рай, то в чистилище, – индульгенция сделала Церковь мишенью для критики, особенно в Северной Европе. Вот уже на протяжении века Папы интриговали друг против друга и против европейских светских правителей. Папа Инокентий отравил Папу Пия, Сикст развязал войну со Францией, Папа Александр (Борджиа) – образец распутности, окружив себя своими незаконнорождёнными детьми, вершил политическую жизнь не только Италии, но и всех подвластных Папе территорий. На полотнах Босха повсеместно видим ярую и едкую критику духовенства: мир накануне Апокалипсиса.
На рубеже XV–XVI веков с новой силой возрождались представления об Апокалипсисе, столь актуальные на заре христианства. Иероним Босх творил в эпоху предчувствия Конца света, дата которого настоятельно высчитывалась и пересчитывалась. Ещё в первые века богословы жаждали и тщились предугадать момент Второго пришествия. Сам же Христос говорил, что лишь Отец знает пору свершения Суда, а потому ожидать его следует во всякий день и час. Невзирая на это, патристы самонадеянно сходились во мнении, что Апокалипсис настанет
5
В раннехристианскую эпоху комментировали и толковали Откровение Иоанна Богослова и выискивая дату Конца света разные теологи: Ипполит Римский, Коммодиан, Лактанций, Ириней Лионский, Юстин Мученик, Тертуллиан и др. Особенно на средневековые представления повлиял Иоахим Флорский. Он связывал реальные исторические события с пророчествами Апокалипсиса. Его ученики (Александр Минорит, а затем Николя де Лир) продолжили традицию толкования истории в эсхатологическом ключе. Монах-доминиканец и богослов Викентий Феррер, популярный в придворных кругах Испании (откуда родом покровители Босха) прозванный «Ангелом Страшного суда», рьяно пророчил скорое пришествие Антихриста, в трактате «О жизни духовной» он отвёл миру столько лет жизни, сколько стихов в Псалтири – а именно 2537.
На протяжении многих веков ожидания Судный день так и не наступал, но предвкушали его с минуты на минуту, толкуя исторические события и природные явления в эсхатологическом духе. Святой Иоанн свидетельствовал, что перед самым Концом света в мир придёт прелестный лицом и телом «ложный мессия», Антихрист, сладкогласое чадо Сатаны, и разразится последняя решающая битва меж силами Добра и Зла. Антихрист явит миру всевозможные фальшивые чудеса, щедрой раздачей сокровищ уравняет людей в богатстве, результатом чего станет повальный грех в царстве сего Лжеспасителя (разговоры об Антихристе, которого обнаруживали то в Яне Гусе, то в Мехмеде II, то в Папе Борджиа, позже в Мартине Лютере и т. п., – звучал неустанно и повсеместно). История изобиловала приметами скорого Конца: чума, авиньонское пленение Пап, взятие Константинополя, Столетняя война, – будто сама Смерть распростёрла крыла над Европой.
Смерть – важнейшая тема для христианина. Книга Бытия рассказывает о сотворении мира Богом, а Откровение Иоанна Боголова (или Апокалипсис) – о ликвидации мира Им же. Жизнь человеку даётся Богом, от Него же зависит и срок существования людского рода, ограниченный скобками Начала и Конца. Всякая жизнь определяется смертью индивидуальной и всеобщей, ею же инспирированы нормы, правила и образцы мирского пути человека, по окончании коего по делам каждого уготован ему ад или рай (или чистилище).
Тема смерти пронизывает всю западноевропейскую культуру, но во второй половине XIV – начале XV века звучит особо оглушительно. Смерть переменяла маски, являлась под разными личинами: она коварно подстерегала некрещёных детей, всегда обреталась рядом с несчастными случаями, бедствиями, распрями, войнами. Костлявая поджидала грешников у смертного одра, приходила во сне, в болезнях, разбушевавшись, более прочих, конечно же, в чуме, – легендарной, немыслимой, кошмарной и масштабной напасти Средневековья.
«Чёрная смерть» (1347–1353 гг.), выкашивавшая Европу, унесла жизни более 24 миллионов человек. Прадед Босха родился как раз в те годы, когда эпидемия пошла на спад. Однако сей затяжной кошмар напоминал о себе ещё столетия. В работе Питера Брейгеля «Триумф смерти» видны отсылки не только к апокалиптической образности Босха, но и к событию, изменившему Европу: к чуме, соположенной с Апокалипсисом, с гражданскими и религиозными войнами Нидерландов (рис. 32). На картине Брейгеля чума идёт военным легионом на человечество. Армия скелетов – ходоки, объявившие войну живому.
Война для Средневековья – ещё один «бич божий». Тяжёлое оружие, ближний контактный бой, беспощадная встреча с неприятелем «лицом к лицу» (нынче же современный масскульт воспроизводит жестокость и травматичность средневековых баталий, с которых если кому и удавалось вернуться, то калекой, инвалидом, раненным). Чаще же всего в подобных сражениях страдали наиболее уязвимые части тела: руки, ноги, конечности. Особенно остро и ярко эти аспекты милитаристской темы представлены Иеронимом Босхом: множество безруких и безногих калек, пострадавших бойцов, расчленённых воинов, истязаемых бесами и монстрами, страдающими от экзекуций иной нечисти. Эти знаки войны у Босха отнюдь не героизированы, но считываются как образы порочности и греховности войны, вражды, насилия и агрессии, разлагающих бессмертную душу и фатально обрекающих её на вечную агонию в языках адского пламени.