Кодекс бесчестия
Шрифт:
– Вы знали, для чего покупается квартира? Для чего на самом деле она покупается?
– Нет.
– Сейчас знаете?
– Сейчас знаю. У тебя все?
– Только одно. Почему вы отвечаете на мои вопросы?
– Потому что у меня к тебе тоже есть вопрос. И я хочу получить ответ. Как на духу. Эти четверо в Мурманске - ваши дела?
– Нет.
– Не врешь?
– Нет.
– Я же говорил! Я же этому мудаку говорил!
– раздраженно, со злостью бросил Тюрин.
– Кого вы имеете в виду на этот раз?
– полюбопытствовал
– Мамаева!
– У вас, я смотрю, все мудаки. Кроме вас, да?
– Почему это кроме меня?
– огрызнулся Тюрин.
– Я точно такой же мудак!
Он поднялся и направился к выходу. С порога обернулся:
– И вот что еще. Позавчера ночью Мамаев встречался с мурманским авторитетом Греком. Он приехал в Москву со своими кадрами. Зачем? Не знаю. Но это может быть важно. Делайте выводы. Адью... джентльмены.
Мурманский авторитет Грек. В поселке на Осетре Мамаев о нем упомянул. С намеком. С нехорошим намеком.
И тут меня обожгло.
Я поспешно набрал номер своего дома в Затопине. Ответила Ольга. Я попросил:
– Позови Калмыкова,
– Он уехал, - ответила она.
– Когда?
– Часа полтора назад.
– Куда?
– Не сказал. Думаю, в Москву. Побрился. А в чем дело? Что-то случилось?
– Ничего. Не случилось совершенно ничего, - очень горячо, с присущей мне искренностью заверил я.
А про себя подумал: "Пока не случилось".
Дорога от Москвы до Затопина обычно занимает у меня два с половиной часа. Когда спешишь, три. Когда очень спешишь - четыре. На выезде из Москвы потеряли сорок минут, пока Боцман доказывал омоновцам право на ношение служебного оружия. Хорошо хоть сразу, не дожидаясь обыска, предъявил пистолет, а то нюхать бы нам асфальт. Трудно жить брюнетам в Москве. А если они еще и слегка смугловатые, как Боцман, так и вообще.
Чем дальше от Москвы, тем свободнее становилась Рязанка. Дорога не отвлекала, мысли отстаивались. И чем ближе мы подъезжали к Зарайску, тем явственнее становилось ощущение, что я делаю что-то не то.
В разговоре на Осетре Мамаев сказал, что мурманский авторитет Грек наводит справки о четырех москвичах, которые были в районе ИТК-6 пятнадцатого сентября. Он дал понять, что может сообщить Греку наши координаты, а может и не сообщать. Но быстро сообразил, что говорить со мной с позиции силы не следует, и отыграл назад.
Позавчера ночью Мамаев встречался с Греком. Зачем?
Вряд ли, пожалуй, за тем, чтобы натравить Грека на нас. Мы для него никакой угрозы не представляли. Угрозу для него представлял Калмыков. Но неужели Мамаев всерьез рассчитывал, что мурманские бандиты смогут найти Калмыкова в Москве и нейтрализовать его? Мамаев был кем угодно, но только не дураком.
И все же встречался. Зачем?
Какие-то другие дела, не связанные с Калмыковым? Вряд ли. В его положении никаких других дел быть не может.
И все же встречался.
Решение было где-то близко. Оно было простым. Без хитроумия Бурова. В логике Мамаева. Прямолинейным, как трамвайный маршрут.
Если
Часть первая: как люди Грека могут найти Калмыкова? Часть вторая: как они могут его нейтрализовать?
Проехали Луховицы. Миновали Зарайск. До Затопина осталось восемнадцать километров.
– Они выманят его на живца, - сказал Боцман, обнаружив полную параллельность наших мыслей.
– Только вот кто живец? Жена?
Я дал по тормозам.
– Сын! Они выкрадут парня и выманят Калмыкова! На него!
– Правильно, - сразу согласился Боцман.
– Куда-нибудь за город. И там прикончат. Непонятно одно. Как они сообщат Калмыкову, что парень у них?
– Через нас! Они сообщат ему через нас! Теперь понятно, зачем мы ему нужны?
– Кому?
– не сразу въехал Боцман.
– Мамаеву!
Боцман неодобрительно покачал головой:
– Нехороший человек. Он сразу мне не понравился. Я все думал: почему он мне не нравится? А теперь понимаю. Потому что он нехороший человек.
Телефон Артиста не отвечал. Мобильник Мухи ответил.
– Все так и есть, она узнала Тюрина, - сообщил он.
– Сейчас это неважно. Ствол при тебе?
– Нет. Дома.
– Езжай за ним и жми в Сокольники, - приказал я.
– На предмет?
– Сын Калмыкова. Игнат. Его выкрадут.
– Кто?
– Мурманские братки.
– Ну, вот им!
– прервал Муха мои объяснения.
– Выкрадут. Перетопчутся!
– Действуй. Мы едем. Будем часа через два с половиной.
Я хотел развернуться, но Боцман возразил:
– Ольга дергается после твоего звонка. Давай заедем. Десять минут погоды не делают.
Ольга не дергалась, но была сильно встревожена.
– Что происходит?
– спросила она.
– Да ничего, - постарался я ее успокоить.
– Ничего не происходит. С чего ты взяла?
– Костя с утра был сам не свой. И собаки скулили.
– То есть? Как скулили?
– Тоненько. Сережа, это беда.
IV
К Сокольникам мы подъехали в сумерках и сразу поняли, что опоздали. Со стороны дома, в котором жила Галина Сомова, промчалась "Скорая", подвывая сиреной. Двор был оцеплен милицией. Перед оцеплением толпился народ. Несколько патрульных "Жигулей" посверкивали синими проблесковыми маячками, создавая ощущение праздника.
За оцеплением, на пустом пространстве двора, возле красной пожарной машины расчет неторопливо сматывал брезентовые рукава. Пожарка стояла рядом с джипом "Мицубиси Паджеро", к которому сбоку, к водительской двери, приткнулся красный "Запорожец". Обе машины были искорежены, наполовину обуглены и чадили. На асфальте таяла пена. Номер на "Мицубиси" был мурманский.
В глубине двора, у гаражей, между которыми был проход в парк, что-то происходило, двигались милицейские и штатские. Какой-то чин стоял возле открытой двери "рафика" дежурного по городу, кричал в рацию, но слышны были только обрывки мата.