Кодекс жизнетворца
Шрифт:
Жиро, светлокожий, с высоким выпуклым лбом, с большими сине-серыми глазами и небольшой лысиной, посмотрел на Лехерни и сказал:
– Похоже, в падуанском обществе религиозные верования и догмы играют гораздо большую роль, чем в Генуе. Во всяком случае нам так показалось.
– Да, какая-то вера у них существует, - согласился Замбендорф. У него из разговоров с Галилеем сложилось такое же представление о падуанцах. Но любые интерпретации на этой стадии будут субъективными.
– Ну, как бы то ни было, - сказал Жиро, - но, используя аналогию, можно сказать, что власть там делят церковь и мирское дворянство. Мы установили контакты с лидером последнего сословия - королем, если хотите. Мы назвали его Генрихом. Он много бы дал, чтобы отделаться от жрецов и самому полностью управлять государством.
Замбендорф медленно кивнул, начиная понимать. Генрих, несомненно, распоряжается значительной рабочей силой талоидов, к которой земляне хотели бы получить доступ.
– Но жрецы не собираются так легко уступать, - предположил Замбендорф.
Жиро кивнул.
– У них традиционно сильное влияние на население, они могут получить поддержку благодаря широко распространенным страхам и суевериям. С ними нужно считаться.
– Каков же план? Помочь Генриху избавиться от жрецов в обмен на рабочую силу талоидов на плантациях?
– спросил Замбендорф, едва удержавшись от насмешливого тона. Жиро колебался. Замбендорф снова посмотрел на Лехерни.
Тот провел кончиком языка по верхней губе и нахмурился.
– Допустим, мы заменим существующую религиозную систему другой, над которой у Генриха будет больший контроль, - ответил он.
– Неправильно было бы совсем устранять церковь. В конце концов она вносит свою долю, и значительную, в контроль над обществом.
– Ну, я полагаю, Дэн имеет в виду временные меры на переходный период, пока не установится современная форма государственности, торопливо вмешался Жиро.
– Конечно, - сказал Лехерни.
Теперь Замбендорф начинал видеть, где в этом плане место для такого, как он.
– Генрих уже наметил кого-то конкретно, кто возглавил бы это новое покорное жречество?
– спросил он.
Жиро кивнул.
– Да, но мы с ним еще не встречались. Мы вообще со жрецами не разговаривали - только с Генрихом и его парнями.
– Гмм... Это не должен быть нынешний верховный жрец, епископ или колдун - как они его здесь называют, - сказал Замбендорф.
– Если Генрих хочет его устранить, то самое глупое было бы оставлять ему хоть часть власти, чтобы он смог выразить свое недовольство. Генриху лучше всего избавиться от него совершенно и заменить кем-нибудь менее значительным. Таким, кто после возвышения не чувствовал бы себя в безопасности и потому сохранял бы верность Генриху. Но, похоже, Генрих достаточно Макиавелли, чтобы самому знать все это.
– Это проблемы Генриха, - сказал Жиро.
– Мы знаем только, что он кого-то уже вызвал. Мы назвали его Распутиным.
Замбендорф откинулся, сцепил пальцы под подбородком и посмотрел на своих собеседников.
– Конечно, Распутину понадобится несколько эффектных трюков, чтобы дискредитировать нынешних чудотворцев и самому занять их место, - сказал он небрежно.
– Он должен действовать убедительно. Ему нужно привлечь на свою сторону не только простых горожан, но и хотя бы часть жрецов. Интересно, к кому вы обратились, если вам нужна помощь в создании нескольких хороших чудес?
Каспар Ланг, все время молча слушавший, заерзал в своем кресле: терпение его кончалось. Он устал от осторожных ответов и рассуждений Замбендорфа - тот всегда прибегал к такому способу, когда нужно было выиграть время для размышлений. Теперь Замбендорф начнет спрашивать, при чем тут он и какая ему от этого выгода. А Жиро поддастся на эту уловку и начнет перечислять выгоды и возможности. Ланг видел, как все это будет происходить. Но не желал слушать.
– Послушайте, - сказал он, поворачиваясь к Замбендорфу.
– Вы прекрасный иллюзионист и фокусник, возможно, лучший в своем деле...
– Он поднял руку, предупреждая возражения Замбендорфа.
– Не будем вдаваться в вопрос, подлинные ли у вас способности или нет. У нас серьезный разговор.
– Ланг подождал несколько секунд и продолжал: - С самого первого своего появления в Европе вы двигались в одном направлении - вверх, к тому, чтобы стать величайшим в своем роде. Все крупнее сенсации, все больше толпы, больше славы, больше денег. Это всегда было вашим стремлением. Вы достаточно умны, чтобы понять, что означает все это дело с Титаном - если мы с ним справимся: конец Советской империи, возвращение индустрии и торговли Запада ведущего места в мире, и при этом многие станут очень-очень богатыми людьми. Так вот, Замбендорф, вы можете попасть в этот клуб - очень закрытый клуб. То, чего вы добились раньше, не идет ни в какое сравнение. Здесь настоящая сокровищница, здесь подлинное богатство.
– А как же талоиды?
– спросил Замбендорф.
– Что с ними будет?
Жиро нахмурился и удивился.
– Их положение не изменится...
– Их по-прежнему будут эксплуатировать их предводители, - подсказал Замбендорф.
– Крепостные в феодальном обществе, которое не даст им возможностей для развития. Их будут сознательно держать в невежестве и кормить суевериями, потому что образование несовместимо с покорностью и страхом, на котором основана эта система. Этого вы хотите добиться?
– Что это за разговоры?
– неожиданно раздраженно спросил Лехерни. Черт возьми, да ведь они только машины! А вы говорите так, словно это люди.
Замбендорф долго смотрел на свою чашку. В том-то все и дело - талоиды для него подобны людям. Он не знал как, но все время чувствовал это в разговорах с ними. Фразы, появлявшиеся на экране, могли быть неуклюжими и не совсем понятными, но это результат ограниченных возможностей коммуникационных промежуточных систем, а не свойство существ, которые осуществляют коммуникацию. Неуклюжие цепочки слов совсем не соответствуют богатству чувств, мыслей, представлений, которые - Замбендорф был в этом уверен - составляют мир талоидов, видный их глазами, как богат мир человека, если смотреть на него глазами человека. Оба мира суть иллюзии, созданные из фотонов, волн тяготения и давления и других разновидностей первичных воздействий на органы чувств, которые обрабатываются двумя видами нервной системы: у людей - биохимической, и талоидов голоптронической - и превращаются в абстрактные символы, которые сознание интерпретирует как места, их обитателей, наполняющие их предметы. Так внешняя реальность, люди, животные, места, предметы представляют собой только основания, контуры, а сознание заполняет их покровами, формой, теплом, цветом и другими свойствами, которые создает само; в каждом мозгу создается собственный иллюзорный мир, он упорядочивается какими-то определенными культурой правилами и кажется его создателю совершенно реальным. Замбендорф, опытный иллюзионист, прекрасно это понимал. Но он точно так же понимал, что никогда не сумеет передать свое понимание трем людям, сидящим в одном с ним помещении на борту "Ориона".
– Предположим, я не захочу в этом участвовать, - сказал он наконец, глядя на них.
– Что тогда?
– Это ваше решение?
– спросил Лехерни.
– Нет. Я только спрашиваю.
Ответил Ланг.
– Мы как-нибудь справимся - с вашей помощью или без нее. Но с вашей точки зрения, это будет не очень хорошо. Люди, пославшие вас сюда и затратившие на это большие деньги, будут очень расстроены. А у них огромное влияние в прессе...
– Ланг медленно покачал головой и прищелкнул языком.
– Вы окажетесь в конце своего пути, старина. А ведь жаль будет, а?
25
Гойдеруч, староста деревни Ксерксеон, Гаскведин, деревенский проситель и чтец молитв, и группа старейших робосуществ с опаской смотрели, как колонна королевской кавалерии медленно въезжает на площадь. Солдаты и их верховые животные покрыты грязью и пылью; похоже, они ехали из Пергассоса без остановок, а это значит, что дело у них срочное. Знамя капитана Гораззоргио, того самого, что пять яркостей назад проезжал через
Ксерксеон, преследуя Дорнвальда, разбойника, Привлекающего-Небесных-Драконов. Когда предводитель подъехал к ним и остановился, Гойдеруч увидел, что у Гораззоргио не хватает одного глаза и руки. Его синхронизирующий осциллятор пропустил удар пульса. Наверно, небольшой отряд Дорнвальда послужил приманкой и завлек королевских солдат в засаду в Меракасинской пустыне. Наверно, готовность, с какой Гойдеруч тогда указал направление, Гораззоргио принял за его участие в заговоре и теперь вернулся, чтобы отомстить. Гойдеруч чувствовал страх стоявших за собой и понял, что не он один так подумал.