Когда была война…

Арно Александра

В детстве Лизе очень нравилось слушать бабушкины рассказы, и она частенько приставала к ней с просьбой рассказать об императрице. Ей казалось невероятным, что бабушка своими собственными глазами видела ту самую Александру Фёдоровну. Лиза садилась в кресло и, затаив дыхание, слушала дребезжащий старческий голос, что повествовал ей о блистательных пышных временах последнего российского императора.

– А она красивая была? – спросила как-то раз Лиза.

В фантазиях Александра Фёдоровна рисовалась ей как самая изысканная и великолепная женщина

на свете. Ведь все принцессы из сказок красивые, а она даже не принцесса – императрица!

– Кто? – не поняла бабушка.

– Ну, царица Александра.

Бабушка кивнула.

– Красивая. Очень. Глазищи такие – на пол-лица! Волосы густые-густые, кучерявые все. Ручки нежные, холёные, пальцы тонкие. Красивая была женщина, да. А одевалась как! Всё со вкусом подбирала. Особенно шляпы любила. Тогда было модно большие такие носить, тяжёлые, с лентами и цветами.

– А император какой был? – не отставала Лиза.

Бабушка перекусила зубами нитку, которой штопала носок, и деловито поправила круглые очки.

– А император такой… молчаливый. Высокий тоже, статный. Всё время руку за отворот мундира закладывал. А взгляд у него какой был! Как глянет пронзительно, аж провалиться сквозь землю хочется! Грозный был, суровый, но добрый. Даже приговорённых к казни миловал. А потом, внученька, война грянула, потом революция… жениха моего тогдашнего и убили. Он-то за белых был. Потом и гражданская подоспела. Куда мне деваться было, пошла за твоего деда замуж. Он мужик видный был, статный, полком командовал. Всё ухаживал за мной. Красиво ухаживал, букеты носил, в театры водил. А то, что из крестьян… – Она со вздохом махнула рукой. – Это уже значения особого-то и не имело.

Фата была длинной, до самого пола. По краю тянулась тонкая серебряная вышивка с вплетением маленьких жемчужин, сверху сияла шикарная диадема. Конечно, неуместная роскошь для дочери красного командира, но Лиза во что бы то ни стало хотела выглядеть великолепно в самый торжественный и волнительный для себя день, и простая тюлевая фата, какую надевали на свадьбы большинство девушек, казалась ей блёклой. Она снова и снова представляла себе тот момент, когда гости закричат: «Горько!», и Вадим откинет с её лица мягкие складки ткани. И поцелует. Впервые поцелует не как невесту, а как жену и спутницу жизни. Отныне и до гробовой доски.

В доме с утра царила оживлённая суета. Мама, смаргивая набегающие слёзы, перетирала на кухне специально припасённый для торжественного случая хрусталь, бабушка подшивала шёлковую сорочку – скроенный своими руками подарок любимой внучке. Её дрожащие от старости руки стежок за стежком пришивали к подолу длинную ленту тонких ажурных кружев, иголка мелькала маленькой острой рапирой. Отец ушёл куда-то ещё до того, как Лиза проснулась. Вернулся он к полудню, с большой картонной коробкой в руках, и спрятал её в их с мамой спальне. А на вопрос Лизы, что там, с загадочным видом ответил:

– Ещё не пришло тебе время смотреть, что внутри.

Лиза послала ему счастливую улыбку. Ей всё сегодня казалось другим, будто оно было счастливо заодно с ней: и сам дом, и тихий уютный садик позади него, и увитые вьюнком верёвочные качели на зелёной лужайке, и пыльный узкий тротуар, и старая вывеска с нарисованными ножницами над дверью парикмахерской. Весь их военный городок вдруг расцвёл в один миг, неуловимо преобразился, и теперь каждый предмет, каждый даже самый мелкий камешек под ногами жизнерадостно улыбались ей, а солнце весело смеялось, согревая тёплыми июньскими лучами землю.

Они с Вадимом знали друг друга с детских лет: гоняли вместе на велосипедах, играли в шашки и прятки и придумывали новые развлечения для всей окрестной детворы. Вадим жутко гордился своей крепкой дубовой лодкой, которую подарил ему дядя – заядлый рыбак – и самодельной удочкой, и частенько звал Лизу с собой на рыбалку, чтобы покрасоваться перед ней своим умением удить рыбу. Они уплывали далеко от берега, и он закидывал в мутную воду крючок, а потом принимался терпеливо ждать. В разговорах время пролетало быстро, и они порой даже не замечали, что день уже клонится к вечеру, пока обеспокоенные родители не начинали искать их.

В школе Лиза помогала Вадиму с контрольными и домашними заданиями: чаще всего писала за него сочинения – с математикой, геометрией, физикой и прочими точными науками у неё были проблемы. Вадиму же наоборот куда лучше давались цифры и уравнения, а вот литературу он не любил, потому все задачки в Лизиной тетради решались именно им.

Их дружба была самой преданной и нерушимой. Однажды они даже поклялись друг другу оставаться вместе до конца своих дней, а в качестве подкрепления договора закопали на берегу озера каждый свою любимую вещь. Лиза, хоть и с некоторым сожалением, положила в вырытую Вадимом неглубокую ямку плюшевого зайца со стеклянными глазками и морковкой в лапках. Вадим небрежно бросил деревянную машинку без одного колеса.

– Ну что, закапываем?

Лиза молча кивнула и поправила машинку, аккуратно положив рядом с зайцем.

Место тайника знали только они двое. Уговор был таким: если кто-нибудь из них когда-нибудь предаст другого, тайник следует раскопать, а вещи сжечь. Раскидистая дикая груша мягко шелестела листвой, по воде пробегала мелкая рябь, мелькали то и дело водомерки, а над душистыми полевыми цветами жужжали трудолюбивые пчёлки. Лиза хорошо помнила густой, терпкий аромат земли и травы, тихие всплески на озёрной глади и взъерошенные, испачканные песком волосы Вадима.

А потом у них случилась любовь. Сперва Лиза не понимала, почему так сладко и так томительно сжимается сердце перед каждой встречей, отчего дрожат колени и замирает дыхание, когда Вадим улыбается или смотрит ей в глаза. Им исполнилось уже по семнадцать лет, они закончили школу и готовились к поступлению в вузы, Лиза – в театральный, Вадим – в офицерскую школу, но продолжали гулять вместе вечерами.

Отношения их изменились: не было больше детских шалостей и забав, исчезла куда-то прямая непосредственная раскованность. Лиза уже не могла схватить его за руку так просто, как делала это прежде, а он зачастую смущался даже от одного её присутствия. Юношеские чувства – сильные, крепкие – захватили их обоих полностью. Казалось, никогда в жизни больше подобного не испытаешь, только сейчас и только к этому человеку.