Когда исчезает страх
Шрифт:
Глава пятнадцатая
В напарники к Шубнику попал сержант Стебаков. Молодому пилоту, любившему прихвастнуть, льстило то, что он вызвался прикрывать летчика, с которым другие не решались летать. После каждого полета Стебаков с подробностями рассказывал, как ему приходится изощряться, чтобы не потерять Шубника. При этом он снимал реглан и показывал гимнастерку. Она была мокрой — хоть выжимай.
Во время боевых вылетов Ширвис больше чем за другими следил за этой парой. Шубник летал виртуозно. В минуты опасности он умел неожиданным маневром обмануть противников, уйти от лобовой встречи. Но в его действиях не чувствовалось стремления уничтожить врага, он лишь спасал себя, при этом забывал о Стебакове. Шубник уже дважды терял напарника.
В августе гитлеровцы стали выпускать на вольную охоту «волков» — своих лучших асов. «Волки» не принимали участия в общих боях. Они обычно ходили много выше и высматривали: не выскочит ли из оборонительного круга новичок, не вздумается ли подбитому спасаться в одиночку.
В последний раз Шубник потерял Стебакова, когда у того не осталось боезапасов. За Стебаковым увязались два «волка». Положение создалось тяжелое. Ему пришлось хитрить, маневрируя, бросать самолет из стороны в сторону и делать неожиданные виражи, чтобы гитлеровцы проскакивали мимо. Стебаков даже нашел в этом маневрировании какой-то ритм. Его самолет, делая крутые повороты, прячась в лощинах между сопок, наконец оторвался от преследователей и сел на аэродром чуть ли не с сухими баками.
Придя в себя и подсчитав дырки в фюзеляже, молодой пилот не стал жаловаться, а принялся хвастать:
— Ну и обштопал же я сегодня «мессеров». Вальс Штрауса перед ними начал выплясывать: то одну ножку дам, то другую, а затем — крутанусь… да так, что они рты разинули и упустили меня.
Ширвис на разборе боя сделал Шубнику замечание:
— Вы сегодня вели себя не по-товарищески: заботясь о себе, бросили напарника без боеприпасов на произвол судьбы. Стебаков спасся чудом, а вы вернулись с полным комплектом снарядов.
— Я не виноват, что Стебаков нерасчетлив, — стал оправдываться Шубник. — В бою нельзя терять секунды. Бывают положения, когда удобней стрелять ведомому. Сегодня я пропустил его вперед. Стебаков быстро растратил патроны и снаряды и превратил свой самолет в летающую карету. Он и меня не мог прикрывать. Такого напарника нетрудно потерять в бою. Так что ваше справедливое замечание больше относится к нему, нежели ко мне.
— Я вас предупредил, — пригрозил Ян. — В другой раз поступлю по законам войны.
На следующий день, когда над линией фронта завязался воздушный бой, Ширвис вдруг заметил, что один из его самолетов, выйдя из «карусели», стал беспорядочно падать.
«Подбили! — решил он. — Кого? Это же «ишачок» Шубника. Как он нарвался… Сейчас грохнется на сопки… Нет, выровнялся…»
Самолет, оказывается, не был подбит, летчик искусно имитировал падение, чтобы выйти из боя.
— Вот подлец! — изумился Ян. — Ну, ловок!
Стебаков, оставшись без ведомого, заметался. Но едва он выскочил из круга, как сверху на него насел откуда-то взявшийся «волк». Сержант стал бросать самолет то влево, то вправо…
Ширвис ринулся на помощь, стремясь пристроиться в хвост «волку», но сразу же почувствовал, что перед ним опытнейший ас. «Волк» маневрировал с такой быстротой и ловкостью, что его трудно было поймать в прицел.
Ширвис вынужден был прекратить преследование, так как бензомер уже показывал, что настало время уходить на свою территорию.
Вернувшись на аэродром, разъяренный Ширвис подозвал к себе Шубника:
— Почему вы оторвались от своих?
— У меня горючее кончалось.
— Не выдумывайте. Мы в один час заправлялись, у всех осталось столько же.
— У меня, видно, протечка.
Шубник смотрел на него ясным и безмятежным взглядом. Это взорвало Ширвиса, но, вспомнив, что он заместитель командира, Ян сдержался и сказал:
— Хрусталев, поручаю вам провести воспитательный разговор. Только не забудьте сказать этому… храбрецу, что закон непрерывности жизни останется в силе, даже если такой красавчик погибнет. И предупредите его: еще хоть раз увижу, как он труса в небе выплясывает — пусть пеняет на себя.
Не взглянув больше на Шубника, Ширвис ушел в землянку дежурных.
Воспитательного разговора, конечно, и у Хрусталева не получилось.
— Всякий трус — презренная личность, — сказал он Шубнику, — а ты вдвойне, так как показательного из себя строишь. Глаза бы не смотрели на тебя.
Хрусталев с презрением отвернулся и зашагал по краю аэродрома. Остальные летчики двинулись за ним.
— Стебаков! — окликнул Шубник своего напарника.
Но тот, сделав вид, что не слышит, поспешил уйти.
Неизвестно, чем бы кончилась эта история, если бы комэск, вернувшийся из патрулирования, не сообщил, что за вторыми сопками видел двух бредущих мужчин. Один, как ему показалось, похож на Кочеванова.
Шубник, конечно, сразу же был забыт. Ширвис и Хрусталев попросились слетать, чтобы удостовериться, не ошибся ли комэск. Командир полка не возражал. Он сам был неимоверно обрадован.
— Захватите шоколаду и печенья, — предложил Чубанов.
Увязав в пакет печенье, шоколад, банку консервов и полбуханки хлеба, летчики без промедления вылетели.
Летали они минут двадцать и, вернувшись, сделали в воздухе по две «бочки» и пошли на посадку.
— Радуются! Лейтенант Кочеванов жив! — определил Сережа Большой.
Он первым устремился к самолетам, за ним побежали другие товарищи по эскадрилье, ждавшие добрых вестей.
— Он, Кирюшка, идет! — не вылезая из кабины, стал рассказывать Ширвис. — Километрах в пятнадцати от нас. Я его сразу узнал. Кажется, пленного ведет. Вот это парень!.. — Ян оглядел подбежавших технарей и летчиков и, не обнаружив среди них Шубника, добавил: — Не то что некоторые показательные!
Тут же начали выявлять: кто желает пешком пойти на помощь Кочеванову?
Желающих нашлось много, но начальник штаба отобрал только четверых и посоветовал им захватить с собой врача и носилки.