Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды
Шрифт:
Художественное мастерство обитателей Хасилара достигло высокого уровня. Но подлинные шедевры первобытного искусства были найдены тем же Мелаартом не в Хасиларе, а в другом месте Южной Анатолии.
В двухстах тридцати километрах к югу от Хасилара и в ста километрах от Средиземного моря Мелаарт начал раскопки древнего поселения, расположенного на горе Чатал-Хююк. И здесь результаты превзошли все ожидания.
«На второй день раскопок, — пишет Мелаарт, — в нашей первой траншее появилась стена, покрытая белой обмазкой. Один из наших рабочих толкнул ее, и часть облицовки упала, обнаружив поверхность, покрытую красной обмазкой. Присмотревшись, мы убедились, что это часть туловища какого-то нарисованного красной краской животного на розовато-белом
Поселение располагалось на склоне горы Чатал-Хююк и было обнесено стеной. Внутрь селения можно было попасть только через одни ворота. Но и тогда, чтобы проникнуть в дом, нужно было... взобраться на его крышу. Двери в домах отсутствовали, отсутствовали в селении и улицы. Жилища Чатал-Хююка тесно прилепились друг к другу крышами, и эти крыши служили мостовыми и тротуарами для жителей. Деревянная лестница соединяла крышу с внутренностью дома.
В домах не было мебели: глинобитные возвышения заменяли и столы, и кровати, и стулья, и рабочее место. Пол покрывался соломенными циновками. Под полом, а не на кладбище хоронили жители Чатал-Хююка своих умерших сородичей.
Овцы, козы, коровы, свиньи — всех этих домашних животных разводили чатал-хююкцы девять тысяч лет назад; на своих полях они сеяли ячмень, пшеницу, горох, чечевицу.
Посудой им служили изделия из костей и дерева, очень редко — из камня. Затем их начала сменять глиняная посуда, первоначально подражавшая по форме деревянной и костяной; металлы — будь это свинец, олово, железо, медь, золото — не употреблялись: все орудия труда изготовлялись из камня. И все-таки металлы были знакомы населению Чатал-Хююка! Только не как материал для орудий, а как материал для украшений; бусы делались порой из меди или свинца. Впрочем, на изготовление бус шли самые разнообразные материалы — кабаньи клыки и яшма, раковины и мел, уголь и апатит, алебастр и красная охра, кости и зубы зверей и разноцветный — серый, зеленый, голубой, красный, черный — известняк.
В плотном кольце домов Мелаарт обнаружил более двадцати строений, которые ни по своим размерам, ни по внутреннему убранству никак не могли служить жилищами людей. Тщательно изучив эти строения, Мелаарт пришел к выводу, что они являются святилищами, вокруг которых располагались жилища жрецов.
О культовом назначении зданий лучше всего говорят произведения искусства, украшавшие их стены, а также найденные внутри помещений. Кроме древнейших в мире фресок Мелаарт обнаружил глиняные, алебастровые и каменные статуэтки небольшого размера и вылепленные из глины, а затем ярко раскрашенные рельефы — также древнейшие в мире. Все произведения искусства объединяла общая тематика.
Большинство изображений было посвящено женщине. По всей видимости, это покровительница земледелия, повелительница природы, богиня плодородия, Великая мать, известная позднее в Малой Азии под именами Ма, Нана, Кибела, Иштар, Астарта, Артемида, Атаргатис, Рея. Греки, жившие в Малой Азии, хетты и их предшественники, хатты, — все они почитали верховной богиней Великую мать Раскопки Мелаарта показывают, что культ ее восходит к временам Чатал-Хююка, т. е. к VII тысячелетию до н. э. Чатал-хююкские художники изображали ее либо беременной, либо сидящей в почетном окружении животных, символов природы.
Гораздо реже встречаются изображения мужчины. Вероятно, это — супруг Великой Богини (в Малой Азии спустя тысячелетия хетты почитали его под именем Телепинус, для фригийцев — это Аттис, для греков — Дионис, для сирийцев — Адонис, для жителей Двуречья — Таммуз). Скорей всего, супруг Великой Богини земледелия почитался как бог скотоводства — символическим воплощением его был могучий бык. Недаром на стенах святилища Мелаарт обнаружил огромные бычьи головы, сделанные из глины; фрески Чатал-Хююка также часто изображают быка.
Кроме этой божественной пары жители Чатал-Хююка почитали некоторых домашних и диких животных, например леопарда. Археологи восхитились мастерством и реализмом, с каким были исполнены рельефы двух леопардов, обнаруженные в Чатал-Хююке. Под этим рельефом вскоре удалось найти еще один рельеф, который точно повторял первый. Под вторым рельефом — третий, также изображающий леопардов, под ним — четвертый, пятый, шестой, седьмой и т. д. вплоть до... сорокового! Целых сорок «слоев леопардов»! Безусловно, жители Чатал-Хююка
Открытия в Чатал-Хююке ставят интереснейшие вопросы перед искусствоведами, историками религий, археологами. По-новому ставят они вопрос, который вот уже много десятилетий тщетно пытаются решить лингвисты и историки: где была прародина индоевропейцев? Не следует ли искать ее в Малой Азии?
Древнейшие тексты на индоевропейском языке — это тексты «Ригведы», одной из священных книг индийцев (кстати сказать, слово «веды» родственно русскому слову ведать), так думали ученые прошлого века. И с первых же лет открытия родства индийских, иранских, большинства европейских языков и части языков Кавказа, т. е. в начале XIX в., встал вопрос о том, где была родина индоевропейцев. «Ригведа» говорит о вторжении в долину Инда племен, называющих себя «арьи» (т. е. благородные). Естественно было предположить — и так считали филологи прошлого века, — что легендарные «арьи» как раз и были первыми индоевропейцами, вторгшимися в Индостан в незапамятные времена, покинув свою родину. Таким образом, вопрос о родине индоевропейцев сводился к вопросу, откуда пришли племена «арьев» в Индию.
В литовском языке можно найти очень много общих черт с древнейшим индийским; поэтому ряд исследователей предположили, что родина «арьев» находилась в районе литовских лесов. Отсюда и началось расселение индоевропейцев — на юг, в Грецию, Италию, Индию, Иран; на восток — в Россию, на запад — в Германию, Францию, Англию (кельтские языки!), на север — в Скандинавию, Исландию.
Но вот языковеды реконструировали древнейшие корни индоевропейского праязыка. И оказалось, что множество слов — это названия для свиньи, коровы, телки, вола, ягненка, жеребенка, лошади, овцы и других домашних животных [рус. овца, англ. ю (пишут ewe [30] ) греч. оис (из овис), лат, ovis, литов. и др.-инд. avis, хетто- лув. хавас восходят к индоевропейскому *ховис [31] "овца"; рус. поросенок. итал. porka, лат. porkus произошли от индоевропейского *nopk и т. д.]. Такое обилие слов — названий домашних животных убедительно говорит о том, что индоевропейцы были скотоводами. Да и тексты «Ригведы» убедительно свидетельствуют об этом же. Таким образом, литовские леса никак не могли быть родиной кочевников-скотоводов.
30
Написание здесь, как и во многих других случаях, отражает произношение, более близкое изначальному, чем современное.
31
Ларингал — звук типа начального х — восстанавливается в исходной индоевропейской форме не только по данным хетто-лувийских языков, где эти ларингалы сохранились, но и по данным армянского языка, в котором хавив "пастух" восходит к * хови-па "овце-пас".
Степи Причерноморья или степи Центральной Азии — таковы были два основных «адреса» родины индоевропейцев, после того как «археология языка» показала, что индоевропейцы занимались скотоводством.
Немецкий филолог О. Шредер еще в прошлом веке привел убедительные данные в пользу того, что прародиной индоевропейцев была Восточная Европа. Крупнейший знаток осетинского языка и его предка — языка скифов — профессор Василий Иванович Абаев в своей книге «Скифо-европейские изоглоссы» поддержал гипотезу Шредера. «В числе вскрытых нами скифо-европейских языковых и мифологических связей есть такие, для исторического оправдания которых приходится исходить из исконной автохтонности ираноязычных племен на юге России... Скифы же были тем иранским народом, который удержался на своей родине на юге России».