Когда она сказала да
Шрифт:
Но даже корона при необходимости отречется от этого сборища. Воры, шпионы, саботажники… и наемные убийцы, вроде гиганта.
Человек жил в клубе. Или умирал в клубе. Но никогда его не покидал.
Кроме Рена. Он считал свой долг полностью выплаченным. Но, возможно, были те, кто считал эту плату недостаточной.
ОН УМЕР за этот клуб. Избитый до полусмерти на грязном причале, оставленный истекать кровью за свою честь и преданность короне. Если бы не корабль с ранеными солдатами, которых выносили на сушу, если бы не медики, хорошо знавшие, что делать, он не вернулся бы к жизни.
Много недель
Они все равно его нашли… или он их нашел. Движимый яростными мыслями о мести, о желании вернуть потерянное, он направил на них изломанное, горячечное тело, как оружие, полный решимости заставить увидеть то, что они сотворили своим предательством.
Ибо его предали, отдали в руки врага, и предал один из близких друзей за кошель с золотом и похвалу Наполеона.
Враг одного за другим находил тех, кого этот предатель выдал, атаковал, убивал, как пытались убить и Рена.
Теперь его бывшие собратья вернулись и послали самого опасного из них охотиться за хорошенькой, странной добросердечной молодой женщиной, никогда не слышавшей ни о них, ни об их миссии.
Нет, дело совсем не в Каллиопе. Дело в нем.
Но какова их цель? Заставить его замолчать? Какая теперь необходимость в его молчании? Война на полуострове завершилась, и Наполеону скоро придет конец.
Каллиопа… Калли…
Он остановился, положил руку на каминную доску и уставился в красные глаза тлеющих углей. Прошлой ночью она нанесла ему смертельный удар, когда поглотила его, взяла в теплый влажный рот и заставила выкрикнуть свое имя… а ведь этот акт должен знаменовать господство. Унижение.
Но получился почти священным: благословением, счастьем, даром.
В тот момент он был слишком поглощен собственными ощущениями, чтобы это осознать. Но Калли стала ласкать его: ее ладони были словно прохладный бальзам, успокаивающий и нежный, хотя она все это время сосала и соблазняла его. И тогда он проник в ее рот еще глубже, хотя чувствовал, будто вторгаются в него. Насилуют и лишают девственности.
Она что-то сделала с ним. Поймала, заколдовала своим волшебным ротиком. Он уже не тот, каким был неделю назад.
Но уже и не тот, каким был три года назад. Стал совсем другим. Юношеская самоуверенность исчезла. Но пылкое сердце романтика все еще билось. Он был мужчиной, чьи горечь и отчаянье ушли навек, оставив шрамы, благородные боевые шрамы. Она стала даром. Преподала урок смирения и великодушия. И он у нее учился.
Над восточными холмами выглянул краешек солнца. Рен постарался не думать о том, как маленькие руки касались его обнаженного изуродованного тела, и сосредоточился на сегодняшней миссии.
Он намеревался отыскать гиганта.
Калли было, приказано оставаться дома, и, честно говоря, она не возражала. Она решила было поработать над рисунками, но образцы растений завяли, а накануне она не смогла принести свежие.
Погода была пасмурной и холодной, так что сидеть на подоконнике не хотелось. Чтение тоже не привлекало, потому что голова болела по-прежнему. Шитье казалось бессмысленным, поскольку светлый муслин был непоправимо испорчен. Все, что у нее оставалось, — голубое платье, но Калли надеялась, что мистер Баттон выполнит свое обещание и через несколько дней пришлет новые.
Ну, а пока она испытывала совершенно непривычное для себя состояние — скуку.
А это было крайне опасно для Уортингтонов. Скука грозила взрывами или пожарами. В крайнем случае наводнением.
В углу библиотеки стоял изящный китайский шкафчик, не более чем маленький ящичек, покрытый красным лаком, на высоких резных ножках с позолотой. Он буквально сиял в строго обставленной комнате, чем и привлек внимание Калли, не находившей себе места.
Она подковыляла ближе. Нагнулась, чтобы рассмотреть дверцы, инкрустированные слоновой костью. Сначала изысканные изображения показались ей бессмысленными, но, приглядевшись, она поняла, что это люди… или животные? Да, определенно люди, но с головами животных, сплетенные в странных позах, поднимавшиеся все выше, по ломаной, угловатой спирали…
Калли тихо ахнула. О! Люди со звериными головами… э… совокуплялись!
Выпрямившись, она скрестила руки на груди и с сомнением глянула на шкафчик. Неужели? А она считала мистера Портера человеком респектабельным. Конечно, он увлекается эротическими забавами, но таких извращений она не ожидала! Типичная утеха скверных мальчишек! Калли точно это знала. Что ни говори, а пять братьев…
Она снова нагнулась, чтобы изучить инкрустацию, прослеживая историю крошечных оргий в рисунках кончиком пальца… на случай, если обнаружится что-то новое.
Не то чтобы она раньше не видела эротических изображений. У мамы была прекрасная коллекция иллюстраций из древнеиндийского эротического руководства. Можно было многому научиться.
Но тут она случайно надавила на что-то, и маленькая гнутая дверца распахнулась.
«О, вот это удача».
Калли неуклюже опустилась на колени, заглянула внутрь и стала вынимать один крошечный предмет за другим.
Первым был сверток из шелка. Она развернула его, но внутри ничего не было. И поняла, что это длинный палантин — тонкий как паутина, выкрашенный в цвета павлиньего пера. Калли всем своим девичьим сердцем возмечтала о таком палантине, но тщательно сложила его и отодвинула в сторону. Зато нашла маленький квадратный ящичек, в котором лежало потрясающее кольцо с сапфиром размером с подушечку большого пальца Калли. Вокруг камня шли другие, поменьше и зеленые. Вероятно, изумруды. Хотя Калли никогда раньше их не видела… разве что среди драгоценностей в шкатулке в знаменательную ночь.
Но кольцо явно не было антикварным. Огранка и высокая посадка камней присущи современным украшениям. Очень похоже на то, которое недавно подарил герцог Йоркский своей любовнице. Об этом сплетничали все бульварные газеты.
Должно быть, ему лет пять, не больше. Элли сказала бы точнее. Она следила за модами и последними увлечениями богатых и титулованных, на случай, если когда-нибудь сама войдет в их общество. Если кто-то и способен подняться так высоко, так это Электра Уортингтон.
Кольцо и экзотический палантин, вне всякого сомнения, были предназначены женщине… питавшей пристрастие ко всему яркому и необычному.