Когда придет Большая Черепаха
Шрифт:
Попасть в число Магистров – вот о чем мечтает каждый, кому не посчастливилось жить выше третьего Ребра. И не столько из-за привилегий, сколько из-за статус-кво: они никогда не попадают под ежегодный Сбор, и так было всегда. Это значит, что ты точно не отправишься на Маяк и сможешь спокойно жить, занимаясь любимым делом в свое удовольствие. Но, конечно, все говорят, будто это-то совсем не важно, куда важнее авторитет и признание заслуг обществом. Ну, о подобных вещах всегда что-то такое говорят. Но факт остается фактом.
Только вот Ребра не резиновые, и Магистры Магистрам рознь. Два нижних занимают не художники, актеры и музыканты, а высококвалифицированные специалисты, без которых просто не выжить: врачи, инженеры, технические специалисты, преподаватели… В общем,
Вся надежда Кандидатов только на одно Ребро – третье, где скромно ютится богема. Но и там нет пустующих скен. Освобождаются они только в одном случае: когда кто-нибудь умирает. Такое, понятное дело, случается не каждый год, ведь Магистры живут относительно неплохо. Когда же скена все-таки освобождается, на нее претендуют сразу с десяток человек, а то и больше. Этой зимой от осложнений гамма-вируса умерла пожилая пара (им было уже глубоко за двадцать), так что образовалось сразу два вакантных места. И имена счастливчиков назовут после спектакля, который местная труппа собирается поставить по случаю дня Исхода Большой «Ч». Здесь это называют «реберные квоты». Два-три человека в пятилетку. Не так уж много, если подумать. Шанс, который выпадает едва ли не раз в жизни. Жизнь такая короткая…
Вы спросите: почему путь вниз лежит через Театр? А потому что Драматург так захотел. Увы, но другого объяснения этому нет. Он лично возглавляет это учреждение и выбирает всегда из своих. Естественно, злые языки болтают, что талант тут вообще ни при чем, но вернемся к Анджею и Лулу, ведь они уже добрались до зрительного зала, и все ждали только их.
Здесь, конечно, нет мягких кресел, как в театрах древности, которые Лулу видела на фото. Поэтому они просто сдвинули часть стульев в последнем ряду, а остальные расставили по кругу, и сейчас все места, кроме двух, заняты причастными к театральной жизни. Из присутствующих стоит упомянуть, конечно же, Наташу, потом еще Отто, так как он отвечает за свет; Асю – она шьет костюмы; Ташира – ведущего актера; и Драматурга. Также на худсовет пригласили других членов труппы, художника и композитора, имена которых не столь важны. Итого: пятнадцать человек, включая новоприбывших, то есть двенадцать голосов, так как Наташа и Лулу не могут голосовать, ну, и Анджей, разумеется, присутствует только в качестве зрителя.
Они здороваются с остальными и занимают свои места. Остальные, в свою очередь, изо всех сил стараются тактично не смотреть на чужака. Но впечатление при этом такое, будто все они глядят в невидимые зеркала, в которых отражается Анджей, и все равно наблюдают за ним. Лулу снова становится неприятно – так же, как было неприятно в атриуме, и она не может понять, с чем связано это странное чувство, ведь сейчас до нее никому нет дела. Но девушка говорит себе, что ей, должно быть, просто стыдно за коллег, и тут же забывает об этом.
Драматург первым берет слово. Он, в отличие от прочих, не удостоил Анджея ни кивком, ни даже взглядом и теперь, открывая худсовет, ни словом не упоминает о том, что сегодня здесь присутствует человек из другого Панциря, как будто это само собой разумеется.
– Ну что ж, товарищи театралы, – говорит он, медленно переводя взгляд с одного лица на другое, – раз все в сборе, давайте начнем. Мы собрались здесь сегодня, потому что два наших режиссера не могут прийти к соглашению о том, какую пьесу лучше ставить. Обе единодушно выбрали Мориса Метерлинка, с чем я, в принципе, согласен, тем более, мы с этим материалом еще не работали… по крайней мере, в том составе, который сформировался сейчас. Тем не менее, девушки настаивают на разных пьесах, а выбрать нужно одну. Предлагаю выслушать аргументы обеих сторон и после решить вопрос открытым голосованием. Все согласны?
Естественно, никто не спорит. Вопрос формальный – все и так понимают, для чего пришли на худсовет, поэтому Драматург продолжает:
– Ну что ж, раз возражений нет, приступим. Наташа, начнем с тебя.
Наташа остается сидеть. У них не принято выступать стоя – из уважения к Драматургу и его старой травме. Он сидит, опираясь на трость обеими руками, вытянув вперед больную ногу, чтобы дать ей отдых, и смотрит прямо перед собой, показывая, что готов слушать.
Все взгляды обращаются к Наташе. Она на несколько секунд зарывается в бумаги, лежащие на коленях, и неловко произносит:
– Да… ну, в общем… Я благодарю всех за то, что пришли сюда, нам с Лулу очень важно услышать ваше мнение, поскольку мы много спорили, но так и не достигли консенсуса.
Собравшиеся вежливо кивают, и в этот момент происходит удивительная трансформация. Наташа выпрямляется на стуле, внимательно обводит взглядом товарищей, и когда она начинает говорить, в голосе нет ни намека на смущение.
– Как вы уже знаете, мы обе хотим ставить Метерлинка, но мне больше по душе «Слепые». Если совсем коротко, эта пьеса – о вере. Действие происходит на одиноком, затерянном в море острове, где несколько пожилых монахинь и священник держат приют для слепых. Оговорюсь, речь идет о служителях древнего культа, существовавшего еще до Исхода и давно исчезнувшего. Так вот. Однажды утром священник выводит слепых на прогулку, хотя они не хотят за ним идти. Они добираются до старого кладбища, недалеко от берега, и там священник умирает. Причем его тело остается рядом с героями, но они не знают об этом, а думают, будто проводник куда-то ушел и скоро вернется. Становится уже холодно, начинается шторм, а они не представляют, как найти дорогу обратно в приют, потому что единственный зрячий среди них – грудной ребенок. А еще они сидят прямо под маяком, но люди, работающие там, никогда не смотрят вниз, потому что заняты лишь наукой, и вряд ли они придут, чтобы помочь. Финал истории открытый: герои слышат шаги, но неизвестно, кто приближается к ним, и посреди безмолвия раздается отчаянный крик ребенка.
Все внимательно слушают. Наташа берет небольшую паузу, а потом продолжает:
– Я считаю, что эту пьесу стоит поставить, хотя бы потому что техническое воплощение будет весьма простым. Во-первых, это статичное действие: слепые сидят на бревнах, и если они совершают какие-то движения, то только несколько неуверенных шагов в одну и другую сторону. Во-вторых, они одеты одинаково, не поясняется, во что именно, но это должны быть «мрачные и однообразные одежды», – цитирует она, сверившись со своими записями. – Придумать такие костюмы и сшить их труда не составит. Особенно, для тебя, Ася, – Наташа кивает швее, та улыбается. – В-третьих, не придется много возиться с декорациями: старое кладбище, заросшее кустарником и высокой травой – это совсем легко. В-четвертых, шум моря мы и так постоянно слышим. А что касается света… На сцене сгущаются сумерки. То есть, лампы будут постепенно гаснуть, что позволит сэкономить электричество. Единственное технически сложное решение – изобразить блуждающий свет маяка, но, думаю, для Отто это решаемая инженерная задача.
Лулу бросает короткий взгляд на жениха, чтобы посмотреть, как он отреагирует на такой профессиональный вызов. Не то чтобы девушка не была уверена в нем: конечно Отто отдаст свой голос ей. Просто она, в отличие от героев Метерлинка, не слепая, и давно поняла, что Наташа имеет определенное влияние на ее будущего мужа, и теперь ей кажется: подруга специально приберегла этот аргумент напоследок. Но Лулу ошибается.
– И еще, – девушка делает глубокий вдох и обращается прямо к старшему, – я бы хотела, чтобы в этом спектакле роль Самого старого слепого исполнил Драматург.
В этот момент Лулу едва сдерживается, чтобы не вскочить с места. Ну ничего себе заявочка! Это же открытая провокация и подкуп! Все знают, за кем будет решающий голос, и вот так вот без зазрения совести пытаться повлиять на руководителя труппы, предложив ему лучшую роль – это ни в какие ворота не лезет! Лулу кажется, что она спит и видит дурной сон, что это не по-настоящему, ведь не могла же ее подруга на полном серьезе такое сказать! Они друг друга с детства знают, их работа в Театре всегда строилась на взаимном уважении. Что заставило Наташу так резко свернуть на кривую дорожку?