Когда сливаются реки
Шрифт:
Было поздно. Кусок льдины, на котором стояла Анежка, надломился. Она вскрикнула, взмахнула руками и очутилась в воде. В ужасе завизжали девчата на перемычке, гул прокатился по толпе. Напуганная Анежка попробовала ухватиться за край льдины, но другая толкнула ее в спину, руки ее скользнули, и она скрылась под водой.
В ту же секунду кто-то кинулся с берега. Через мгновение из-под воды показалась голова Кузьмы со спутанными волосами, а затем и бледное лицо Анежки. Йонас, который испуганно топтался на берегу, подал Кузьме багор, тот ухватился за него одной рукой, поддерживая другой девушку, и выбрался на берег. Анежку положили на разостланное Йонасом пальто, люди обступили ее.
— В больницу ее надо, — распорядился Никифорович.
— А может, до хаты, обогреть — и все? — посоветовал кто-то.
— Нет, в больницу...
На берегу осталась дежурить бригада Мешкялиса, многие пошли к селу, куда понесли Анежку. Алесь удивился, когда, возвращаясь из конторы, заметил толпу. «Чего бы это?..» — всполошился он. И прямо остолбенел от неожиданности, когда увидел, что несут Анежку. Забыв обо всем на свете, он подбежал к Кузьме, схватил девушку на руки, прижал к груди.
— Что с тобой? Что случилось? — спрашивал он, хотя без труда можно было догадаться по воде, стекавшей с одежды.
Анежка открыла глаза, узнав Алеся, прошептала чуть слышно:
— Ничего... Испугалась сильно...
— Идите туда, на перемычку, — попросил Алесь, и многие повернули назад. С ним остались Кузьма, Йонас и Никифорович.
Через несколько минут Анежка уже лежала в больничной палате. Переодетая и согревшаяся, она пришла в себя и с благодарностью посматривала на Кузьму и Алеся. Чувствовала она себя неплохо, только совестно было, что из-за своей неосмотрительности и поспешности наделала столько переполоха.
— Спасибо тебе, Кузьма, — тихо сказала она. — Ты теперь для меня как брат родной...
Алесь поднялся и молча, по-мужски, поцеловал Кузьму.
— Иди, Алеська, тебе там надо быть, — сказала Анежка, но он явно не спешил.
— А я-таки пойду, — заявил Кузьма. — Вот как переоделся, так кажется, что просто из-под душа выскочил... Закалился!
— Ты не шути! — упрекнула Анежка. — Мало что может быть...
— Какие там шутки!.. Одно вот только... Хоть и не пью я теперь, а по такому случаю следовало бы, — и, попросив у сестры спирта, он одним глотком опорожнил чуть не полстакана, запил водой и выскочил на улицу.
— Молодчина, — сказал Никифорович. — Настоящий ленинградский характер... С таким не пропадешь! Ну, я пошел туда.
— И я с вами, — поднялся Алесь.
— Нужно будет — позовем... А пока посиди тут, полезнее... Поправляйся, дочка! — и Никифорович оставил их вдвоем.
Алесь склонился к девушке, обнял ее, и она увидела, как повлажнели его глаза.
— Ну, что ты такая непослушная? — упрекнул он ее. — Зачем тебе было кидаться туда?
Перебирая ослабевшими пальцами волосы Алеся, она тихо и ласково сказала:
— Прости меня, все время доставляю я тебе неприятности... Но мне так хотелось помочь тебе!
Затем она прижалась щекой к его щеке, вздохнула:
— Иди, тебе надо быть там...
Уже не только Кузьма, Мешкялис, Йонас и многие другие, но и сам Алесь взялся за багор, когда приехали подрывники. Видно было, что эти люди не привыкли терять время даром, — сразу же приняв необходимые предосторожности, они сошли с берега на большую льдину, которая очень медленно, но непрерывно подвигалась к перемычке. Через несколько минут в трех или четырех местах задымились бикфордовы шнуры.
— А лед толстый, — глядя на маневры подрывников, выбиравшихся на берег, заметил Гаманек.
— И морозов больших вроде не было, — отозвался Мешкялис.
Люди на перемычке пригнулись — поспешность, с которой выбирались подрывники на берег, и то, как втягивали они головы в плечи, насторожили и других. И вот уже грохот прокатился над озером, взлетели каскады воды и осколков.
Один из них, небольшой, упал к ногам Мешкялиса, и тот выругался:
— А, чтоб ты сгорела... И не на фронте, а погибнешь!
Йонас, решив, что наступил подходящий момент отомстить за шуточки по поводу крестин, сказал:
— Ты так много говоришь о фронте, что можно подумать, будто вся Литовская дивизия только на тебе и держалась!
— Ну, знаешь!.. — обиделся Мешкялис. — Держалась не держалась, а таких, как ты, я выручал не раз…
Видимо, Мешкялиса шутка сильно обидела. Есть у каждого человека такие поистине святые для него моменты в жизни, которых нельзя безнаказанно касаться. Он нахмурился и работал, не поднимая головы.
— Зря ты это, — тихо сказал Алесь Йонасу, и тот понял, что совершил ошибку, напрасно огорчил председателя.
Отвлекла их от этого маленького, но неприятного происшествия Зосите, которая только что вернулась от Анежки. Сообщив, что там все в порядке, она сказала:
— Знаете, Алесь, мне кажется, что надо сообщить об этом родителям... Нехорошо получается. Правда, ничего страшного сейчас нет, а кто знает, что будет к ночи?
Мешкялис и Йонас остановились и наблюдали за Алесем.
— И правда, было бы неплохо, если бы ты им сказала.
— Ну, так не о чем толковать, я пойду... До свидания, Йонас! — И Зосите быстро направилась в «Пергале».
Подрывники продолжали свою работу. Некоторые льдины, крепкие и медлительные в движении, они рвали прямо на озере, на другие, поменьше, не представлявшие опасности, бросали шашки прямо с перемычки. Теперь уже бояться было нечего.
— Ну, вот и справились, — удовлетворенно констатировал Кузьма Шавойка, отбрасывая багор и вытирая рукавом пиджака лоб. — Жалко, что еще разок выкупаться не удалось, очень уж хороший спирт в больнице дают... Хватил бы — и спать!