Когда сливаются реки
Шрифт:
За такими раздумьями его и застали Восилене и Анежка.
— Ну, так поехали? — поднялся он навстречу.
— Да что ты так спешишь?
— Все меня там ждет... Хозяйство, дети… Поверь, лучше не тянуть! — И он так просяще посмотрел на Восилене, что та решилась окончательно.
— Ладно, поехали... Только вещи возьму! — И она стала собирать в чемоданчик платья, белье, туфли. — Придется тебе еще и в «Пергале» заехать!
— Да зачем мне те вещи, лишь бы ты была! — с юношеской запальчивостью воскликнул Каспар.
Анежке было немного смешно и неудобно. Она не могла представить, что люди в таком возрасте могут вести себя так неуверенно и несерьезно. «Неужели и я такой буду?»
Чемодан был набит доверху, и, может быть, потому, что больше уложить уже ничего нельзя было, или потому, что в хату вошел Алесь, Восилене, передавая Анежке два бокала, сковородку, ведро и другую мелочь, пошутила:
— Это вам с Алесем на почин!
Анежка вспыхнула от смущения, но Алесь спокойно принял от Восилене бокалы и сказал:
— Что ж, спасибо... Вот сегодня мы и выпьем за ваше здоровье!
— В добрый час, — усмехнулся Каспар. — Теперь уж я вашим разговорам мешать не буду...
— Смотри ж, Анежка, чтобы за столовку не стыдно было, — перевела разговор Восилене и поцеловала девушку.
Так, уже не скрывая больше своих отношений от Алеся и Анежки, Восилене и Каспар уселись в бричку. Каспар чмокнул, тронул вожжи, взмахнул кнутом и погнал лошадь, забыв даже попрощаться. Увидев это, Лайзан удовлетворенно стукнул своим узловатым кулаком по колену и воскликнул:
— Все-таки вышло!
— Вышло, дед Лайзан, вышло, — подтвердил Йонас, пригоняя ступеньку на деревянной лестнице.
Лайзан только усмехнулся.
Вороной жеребчик резво стучал копытами по теплой сырой земле, и бричка, в которой сидели Каспар и Восилене, легко катилась среди полей. Издалека виднелась белая эглайненская башня. Восилене смотрела на нее и думала: вот там начинается ее новая жизнь. Как сложится, как пойдет она? Может, снова нелегко... Она вздрогнула, припомнив свое первое замужество. Словно живой, предстал перед ней Клемас, за которого отдала ее родня, так как отца и матери своих она никогда не видела. Она осталась сиротой с самых малых лет. Клемас был богат, имел много земли, но зато старше ее был в два раза. Ни одной счастливой минуты в жизни с ним не помнит Восилене. Она и теперь вздыхает с облегчением, когда припоминается приход Красной Армии в Литву, — сбежал ее Клемас и словно в воду канул... Нет, Каспар другой человек, она его успела узнать, и можно не очень тревожиться. А дети? И не в том дело, что их пятеро, — всех она успеет доглядеть, работы она не боится, а как сложатся отношения с ними?.. Между тем белая башня, как бы взбежавшая на пригорок, приближалась и приближалась, и все сильнее билось сердце женщины.
— Вот и наше поле, дорогая, — придвинувшись к Восилене, сказал Каспар.
Только теперь, очнувшись от дум, она огляделась вокруг и поняла, почему так любовно говорит об этом Каспар. Поля колхоза радовали порядком. «И нашей бы жизни быть такой!» — пожелала Восилене.
За разговором они и не заметили, как въехали в эглайненские хутора. И Каспар и Восилене старались теперь не оглядываться по сторонам, потому что из каждой хаты на них смотрели люди. Там, где окна были закрыты, носы плющились о стекла и напоминали белые пятачки. Но они не обижались — конечно, каждому интересно посмотреть, какую жену везет председатель колхоза...
Каспар остановил жеребчика возле хаты. Восилене не спеша вылезла из брички и огляделась. Оба они чувствовали некоторое замешательство и, казалось, хотели еще что-то додумать, уяснить, прежде чем перешагнуть порог. Из этого состояния их вывела Визма, которая вышла из сеней вместе с Томасом и радостно обратилась к отцу:
— А мы тебя заждались, тата!
— Добре, дочушка, — ответил Каспар и погладил Визму по головке, считая ее слова хорошей приметой. — Пошли в хату.
Он отворил дверь и пропустил впереди себя Восилене и дочь. Там он взял Восилене за руку и, смущаясь и поглаживая усы, сказал обступившим детям, показывая на Восилене:
— Любите ее, как мать, дети, а она будет любить вас.
— Хорошо, папа, — ответила Визма, остальные же молчали и посматривали диковато, не совсем понимая, что именно происходит.
Восилене чувствовала себя не совсем хорошо, настороженные глаза детей смущали ее, и она решила, что лучший способ успокоиться и освоиться с новой обстановкой — это приняться за работу.
— Визмочка, — сказала Восилене, — давай займемся обедом.
— Да я уже все сделала!
— Молодчина, Визмочка, но знай, что с этой поры твое дело — это книжки. Около печи буду я сама. — И, повязав фартук, она, словно и не выходила из этой хаты, подошла к печке, открыла заслонку, вытащила ухват и достала чугунки.
Визма хотела обратиться к Восилене со словом «мама», но оробела и только сказала:
— А можно мне помогать вам?
— Помоги, дочушка, — улыбнулась Восилене.
Визма застлала стол скатертью, расставила миски, положила ложки. Восилене налила суп. Каспар и дети уже сидели за столом. Подождав немного, Каспар позвал:
— Садись, мать!
Восилене села рядом с Каспаром. Он ел с удовольствием, какого давно не испытывал. «Вот и снова вроде собралась вся семья», — думал он. Успокоилась и Восилене. Она смотрела на детей, сидевших вокруг стола, и убеждалась, что они в самом деле хорошие, как говорил о них Каспар. Степенно, как взрослая, обедала Визма; трое меньших, сбившихся около одной миски, так увлеклись, что ничего вокруг уже не видели и не слышали. Только маленький Томас, пристроившийся около отца, осторожно присматривался к новой матери.
Когда обед кончился, Каспар подумал, что, хотя день сегодня и особенный, однако надо бы пойти по хозяйству — в последнее время из-за поездок к Восилене он и так уже упустил многое. Угловатый, немного застенчивый, не слишком разговорчивый, Каспар был таким человеком, который, заботясь о порядке в своем доме, никогда не забывал о большом деле.
— Надо бы мне в поле проехать, — осторожно сказал он, еще не зная, как к этому отнесется Восилене.
— Надо так надо. И спрашивать незачем! — словно это было уже не в первый раз, ответила с улыбкой она.
Визме, которая уже понимала многое в людях, очень понравилась эта улыбка и спокойствие мачехи. И поэтому, когда отец, надвинув кепку, скрылся за дверью, а ребятишки убежали на улицу, она сказала:
— Мама, я приберу со стола...
Никогда в жизни не слышала еще Восилене этого слова, обращенного к ней. Она разволновалась до слез и покраснела.
— Нет, Визмочка, мы это вместе сделаем, — сказала она.
Восилене мыла посуду, Визма перетирала миски и ложки. Когда с этим было покончено, Восилене, оглядев хату, прикинула, что еще надо сделать в первую очередь. Она заметила паутину в углу, неприбранные кровати и то, что половики давно не выбивались. Однако, когда взгляд ее случайно упал на улицу, она позабыла обо всем и позвала: