Когда в Чертовке утонуло солнце
Шрифт:
— Там что, так плохо? Это же просто Еврейский город, от нас рукой подать.
— Вот не свезёт тебе там побывать — сам поймёшь, — туманно пояснил Иржи и вышел из комнаты.
Казарма, в которой Максиму отвели койку, располагалась в той же башне кордегардии. Со стороны монастырского двора к башне примыкало длинное крыло в два этажа, которое занимали спальные помещения, офицерский и солдатский залы — в них обычно ели, проводили время за картами, игрой в кости, или просто за разговорами — а также гарнизонная кухня. Каждую комнатку делили между собой шесть бойцов, однако Макс, оглядевшись, убедился,
Из казарменного крыла также можно было попасть во внутренний дворик, который по периметру замыкали постройки складов, кузницы и конюшен. Ещё тут имелись небольшой плац для построений, площадка для фехтования и упражнений с древковым оружием, а также стрельбище. Выезд из дворика был устроен в монастырский двор, а оттуда, через главные ворота монастыря — на улице. Однако, по словам Шустала, коней ночная вахта использовала редко, поскольку до большинства мест в зоне ответственности конкретной кордегардии можно было в два счёта добраться пешком.
— А униформа нам не положена, пан капрал? — поинтересовался Максим, догоняя Шустала на лестнице.
— Плащи. Но их мы надеваем только на парад гильдий. Да тебя и без того скоро запомнят и начнут узнавать, — пообещал Иржи. Потом порылся в кошеле на поясе и бросил Максу что-то блеснувшее серебром. — А если кто засомневается — сунь вот это под нос, вопросы отпадут.
Парень с интересом повертел в руках то ли жетон, то ли очень большую монету. На одной её стороне был чешский лев, на другой — голова человека в окружении пяти звёздочек, соединённых по кругу тонкой линией.
— Ян Непомуцкий?
— Он самый, — благодушно улыбнулся Шустал. — Наш покровитель.
— И что, никто не пытался подделать такой жетон? Ведь чеканят же фальшивую монету.
— А зачем? — пожал плечами капрал. — И потом, за подделку этого жетона наказание будет похуже, чем за фальшивомонетничество.
— Правда? Какое?
— Давай в другой раз, не по ночному времени.
Они вышли на внутренний плац, по периметру которого уже выстраивались стражники. Над городом плотным покрывалом лежала ночь, на небе лишь кое-где мерцали робкие искорки звёзд, а луны не было видно вовсе.
Почти у самых дверей, рядом со знаменосцем, стоял Томаш Брунцвик, и Максу невольно пришло на ум, что он мог бы послужить хорошим прототипом для статуи, которая в другое время и в другом мире однажды будет украшать Карлов мост. Командор был одет в свой потрёпанный доспех, поверх горжета на цепочке висел какой-то золотой образок. Левая рука лежала на эфесе шпаги, правая, опущенная вдоль тела, сжимала небольшую металлическую булаву.
Иржи глазами указал Максу на место позади и чуть левее командора, рядом с двумя другими солдатами. Первый, державший горящий факел, предпочёл мориону простой черепник, и было понятно, почему: уши стража своей шириной могли поспорить с ушами господина Майера. Однако, в отличие от гремлина, этот житель Праги был высоким, крепким, с выступающими надбровными дугами, приплюснутым широким носом, роскошными бакенбардами и двумя внушительными клыками, торчащими из-под верхней губы. Максим для себя определил его как тролля.
Второй страж был человеком — среднего роста, сухощавый, с длинными вислыми усами и орлиным носом, который пересекал кривой рубец старого шрама. Шрам начинался у самого края нижней челюсти, а заканчивался где-то под чёрной повязкой на правом глазу солдата — или, может быть, даже на его голове, сейчас крытой под широкополой шляпой. К шляпе брошью, сделанной, похоже, из золотой монеты, были приколоты два длинных фазаньих пера.
Макс в последний раз быстро одёрнул дублет, поправил пояс и чуть тронул берет, надеясь, что тот сейчас выглядит браво заломленным на бок, и не похож на смятый колпак повара. Тролль и одноглазый с любопытством покосились на новобранца, но тут же снова уставились прямо перед собой. Шустал обошёл двор позади выстроившихся шеренг и занял место во главе своей десятки.
— Господа! — рявкнул командор, и впечатление было такое, словно в самом деле ожила и заговорила статуя легендарного рыцаря. Ряды стражников всколыхнулись в последний раз и замерли неподвижно. — Приветствую всех! На эту ночь десятка пана Бубла займёт летненскую переправу. Несколько рыбаков видели утопцев на островах ниже по течению.
Толстенький невысокий человечек, лицо которого сплошь покрывали то ли волосы, то ли шерсть, выслушал приказание и коротко кивнул.
— Десятка пана Фишера отправляется на кладбище у Святого Креста.
— Гули? — скрипучим надтреснутым голосом спросил капрал в левой шеренге.
— Не знаю, — покачал головой командор. — Сами выясните, кто там зашевелился. Десятка пана Шустала заступает на пост у Пороховых ворот. Резанов!
Максим вздрогнул:
— Здесь, пан командор!
— Пойдёте с Шусталом.
— Слушаюсь, пан командор!
— Десятка пана Душана сегодня дежурит на мосту и в кордегардии. Десятка пана Дворского наготове. Остальные свободны.
Каре распалось. Солдаты, негромко переговариваясь, проверяли напоследок оружие, получали у квартирмейстера порох и пули, и уходили со двора. Иржи, подскочивший к Максу, потащил его за собой:
— Не зевай. Через десять минут мы уже должны выдвинуться. Пан квартирмейстер! Нужно выдать бойцу оружие.
— Новобранец? — жилистый низенький старичок со сползшими на кончик носа круглыми очками внимательно оглядел Максима. — Что предпочитаете?
— Я вообще-то не умею фехтовать, — сказал парень и, видя, как у старичка удивлённо поползли вверх брови, почувствовал смущение.
— Зачисление подтверждено командором, — вмешался Шустал. — Пан квартирмейстер, дайте ему пику и палаш. Пистолей не надо, он пока ещё не обучен стрельбе.
— Тогда желаю вам успешно дождить до конца обучения, — то ли в шутку, то ли всерьёз, заметил старичок. Он отошёл куда-то вглубь склада, загромыхал там железом и вернулся, неся короткую пику с чуть тронутым ржавчиной остриём, и широкий палаш в потёртых и потрескавшихся ножнах.
— А поновее ничего нет? — брякнул Максим и тут же пожалел: сухонький квартирмейстер превратился в разъярённого лесного кота:
— Поновее? Да они едва пользованные! Пика так и вовсе в деле не бывала! А ножны надо всего лишь промазать жиром, подсохли малость, вот и потрескались.