Когда в Чертовке утонуло солнце
Шрифт:
— Не знаю, — признался он.
— Вот и я о том же. Как вообще нам это должно помочь? Почему лапти Пржемысла? Почему не корона Святого Вацлава? Или скипетр с державой? Или коронационный крест?
— Потому что все они появились гораздо позднее, а эти лапти были первыми. Не знаю, что там натворили господа из Клементинума, но с такой реликвией им точно не тягаться.
Иржи скривился:
— Вот чуть что — сразу католики.
— Это не я придумал.
— Да понятное дело. Господин Майер с паном Будовцем.
— Но они же тоже это всё не с потолка взяли. Человек в тирольской шапочке, которого
— Это они так сказали. Мне, к слову, не понятно, кто был тот, другой, в такой же шапочке.
— Наверняка не скажу, но… А вообще, знаешь — без всяких «но». Даже думать про это не хочу.
Шустал помолчал и кивнул, соглашаясь. Потом мельком посмотрел на нагрудник приятеля:
— Ну так что делать-то будем? На Карловом мосту?
— У нас на этом мосту стоят статуи разных святых, — начал рассказывать Максим. — Со многими из них связаны истории об исполнении желаний. Есть целые ритуалы: как стать, какую часть потереть, куда смотреть, чтобы желание сбылось.
— Суеверия, — фыркнул Иржи. И наставительно добавил:
— Доброму христианину не пристало верить в суеверия! Это тебе кто угодно скажет, хоть католик, хоть протестант.
— Между прочим, с нашим покровителем, святым Яном Непомуцким, связаны сразу три такие легенды. Желание можно загадать у его статуи, у решётки, где изображена сцена убийства, и на том месте, где его тело сбросили во Влтаву. Решётка, кстати, там же и стоит, просто есть изображение на ней, а есть ещё вмурованный под решёткой в перила моста крест, и два медных гвоздика, которые… — Макс осёкся, заметив, как недоверчиво глядит на него Шустал.
— Что?
— Есть там крест, в перилах. И гвозди есть. В мостовой.
— Наверное, нам туда и надо, — неуверенно предположил младший страж.
— Хорошо. Пусть так. Придём, встанем на эти самые гвоздики — а дальше что? Обуться в лапти и становиться в них? Или лапти на перила поставить?
— Может, всё-таки на месте разбираться будем? — раздражённо предложил Максим.
— Я не из праздного любопытства спрашиваю, — пояснил Иржи. — Сам знаешь, сколько народу по мосту туда-сюда постоянно проходит. Мы будем у всех на виду, в том числе и у обеих партий, которые рвут друг из друга клочья позади императорского трона. Как думаешь, много времени понадобится, чтобы весточка о наших персонах долетела в Град? И как быстро оттуда явятся королевские гвардейцы?
— По поводу чего им являться? Старых лаптей?
— Смешно. Я, конечно, от своих слов про суеверия не отказываюсь. Только это ничего не меняет. Если возникнет хоть малейшее подозрение, что ты затеваешь какую-нибудь пакость, даже будь ты командором ночной вахты — не поможет.
— Какие тут все, однако, добрые, — проворчал Макс.
— Не в доброте дело. Дело в том, что пять лет мы сидим без солнышка. Да, вроде как свыклись, вроде как живём, почти нормально. Но в душе-то это гнетёт, точит, поедом ест. Все на нервах, и нервы тоненькие-тоненькие, натянутые уже до последнего предела.
Максиму вспомнились слова Хеленки о грядущей тьме, и он невольно вздрогнул.
— Слушай, Иржи, а в других странах что?
— Что — что?
— Там тоже солнца нет?
— У других — свои проблемы.
— Это я понимаю. Но с солнышком там что?
— Солнышко там есть, — нехотя признался Шустал. — Я спрашивал. На Унгельте спрашивал. Да и у наших купцов, которые в чужих землях торг ведут. Есть там солнце. Только ведь дом — тут.
Пан Фишер, десятка которого несла первую дневную стражу у кордегардии, со страдальческим видом окинул приятелей взглядом:
— Шли бы вы в баню, судари, — посоветовал он. — Стыдно даже смотреть, ну ровно двое бродяг.
— Некогда, пан Фишер, некогда, — махнул рукой Шустал. — Чуть попозже обязательно приведём себя в порядок.
— Куда вы только так спешите? — поинтересовался капрал, но они уже быстро шагали по мосту в сторону Малой Страны. Фишер пожал плечами и вернулся к дверям кордегардии.
— А ты знаешь, что некоторые утраквисты считают, будто с помощью Яна Непомуцкого католическая церковь пытается убрать из памяти чехов Яна Гуса? — вполголоса поинтересовался Иржи, настороженно поглядывая по сторонам.
Максим вздохнул и демонстративно закатил глаза:
— Да мне какая разница? Если на то пошло, меня вообще крестили в православном храме. Только в церкви я лет двадцать уже не был.
Оставив приятеля удивлённо размышлять над услышанным, парень подошёл к каменному парапету. На Карловом мосту, как всегда, было многолюдно, но большинство прохожих торопились пересечь реку и не оглядывались ни на двух запылённых и перемазанных с ног до головы стражников, ни на мостовые башни, ни на знаки, вмурованные в камни древней переправы. Макс вспомнил снимки панорам и невольно усмехнулся: за исключением костюмов, да внешности некоторых здешних пражан, разницы не было, по сути, никакой. Разве что отсутствовали фотокамеры и торговцы сувенирами.
— Тогда тем более не понимаю, с чего вдруг у нас должно получиться. Был же и крестный ход, и молебны, и даже в синагогах, говорят, по-своему молились о возвращении солнца — и всё без толку.
— Иржи, тебе будет достаточно, если я скажу, что знаю причину, но назвать её не могу? И это не вопрос доверия, — быстро добавил Максим. — Это вопрос твоей собственной безопасности. Меньше знаешь — крепче спишь.
— Нам вообще спать не положено, — скорчил гримасу Шустал. Потом посмотрел по сторонам и сказал:
— Давай. Я-то верю и сделаю, что скажешь, только не затягивай. Если придётся драться — одного моего клинка может не хватить.
— Надеюсь, это вообще не понадобится, — отозвался Максим, доставая спрятанные под кирасой лапти и аккуратно ставя их на вмурованную в парапет медную пластину. На пластине был изображён крест в окружении пяти звёздочек. На секунду рука парня замерла: ему казалось, что едва ветхое от старости лыко коснётся креста, произойдёт что-то важное, значительное.
Но ничего не произошло. Лапти стояли на парапете, младший страж придерживал их руками, чтобы порыв ветра не сбросил реликвию во Влтаву — а по Карлову мосту всё так же спешили сосредоточенные, погружённые в свои заботы пражане. Младший страж огляделся, заметил два больших медных гвоздя, напоминающих железнодорожные костыли; гвозди были вбиты между булыжниками мостовой, чуть в стороне от парапета, и пришлось пошире расставить ноги, чтобы встать на оба гвоздя разом.