Когда в Чертовке утонуло солнце
Шрифт:
Бедржих поднёс к губам рожок, но тут со стороны ворот громыхнул нестройный ответный залп трёх или четырёх стрелков. Мушкетёра отшвырнуло на мостовую. Вацлав, раздувая щёки, протрубил короткий сигнал, потом подхватил товарища и потащил его вглубь Еврейского города.
— Отходим! — коротко приказал Шустал.
В этот момент послышался ответный сигнал — однако, к удивлению приятелей, донёсся он не из лабиринта Йозефова, а со Староместской площади. Следом Максим различил нарастающий цокот множества копыт, и в створе улицы показались новые силуэты.
Погромщики смешались. Голем, похоже, окончательно забывший наказ рабби Лёва, перешёл в наступление, круша черепа и кости. Макс увидел, как из-под замахнувшейся руки гиганта выскочил растерянный человек в зелёной тирольской шапочке с красным петушиным пером. Не успев толком осознать, что делает, парень выхватил второй пистоль и, прицелившись, спустил курок. Грохнуло, полыхнуло — и когда пороховой дым начал рассеиваться, младший страж увидел, что обладатель тирольской шапочки ничком лежит на мостовой.
— Очень любезно с вашей стороны, пан Резанов, — донёсся до его уха знакомый насмешливый голос. Максим завертел головой — но рядом никого не было. Последние погромщики, спасаясь от наседавших всадников, разбегались во все стороны по Староместской площади. Голем медленно опустил залитую кровью дубинку, поднял факел и снова замер на своём посту, вглядываясь в ночь.
Глава 21
Большая игра
— Пан Резанов! — донёсся от воротной арки знакомый голос. По ту сторону жаровен осадили коней несколько всадников, и один из них, обладатель низкорослого пони, как раз спешивался. — Почему я не удивлён, что и вы тут.
— Как и я, — устало отозвался Максим. — Доброй ночи, господин Майер.
— Не будете ли так любезны подойти? Не хочется орать на всю улицу.
Шустал настороженно посмотрел на приятеля. Макс подмигнул ему и пошёл вперёд. Голем проводил младшего стража взглядом, но не сделал попытки остановить его, когда тот, миновав воротную арку, зашагал дальше.
Третьего секретаря императорской канцелярии сопровождали четверо. Троих, стоящих в отдалении и держащих под уздцы лошадей, Максим не знал, а вот четвёртого, с интересом разглядывавшего его самого, парень узнал сразу. Правда, пан Будовец, как и гремлин, предпочёл этой ночью сменить свой обычный наряд, переодевшись во всё чёрное, без шитья и кружев.
— Чем могу быть полезен, господин Майер?
— Вы не видели во время этой свалки человека в зелёной тирольской шапочке, с красным петушиным пером?
— Видел.
— Куда он скрылся? — быстро спросил гремлин.
— Никуда. Лежит на мостовой по ту сторону ворот. Мёртвый.
— Как досадно! — скривился третий секретарь. — Наверняка же при нём ничего обличающего, а живого можно было бы… — гремлин осёкся и, вытянув шею, попытался рассмотреть тело. — А он точно мёртв?
— Точно, — устало кивнул Максим.
— Ваша работа?
— Моя.
— Ну что ж, — господин Майер задумался. Потом повёл рукой вокруг. — Поздравляю вас и ночную вахту с предотвращением очередного погрома. В славной Праге станет немножко спокойнее, а уж тем более спокойнее будет жителям Еврейского города. Я доложу о вашей стойкости императору.
— И о том, что вы так вовремя оказались на площади? — поинтересовался Макс. Любезная улыбка гремлина превратилась в усмешку:
— И об этом тоже.
— Не знал, что третий секретарь и императорский советник — доброй ночи, пан Будовец! — лично занимаются такими незначительными делами, — иронично заметил младший страж. Мужчина чуть нахмурился и покосился на гремлина. Отто Майер, сделав шаг к Максиму, яростно зашипел:
— Вы ещё много чего не знаете, пан Резанов. Если собрать всё, что вам не известно, получится не один том.
— Например, что тот человек в зелёной шапочке с алым пером — агент иезуитов?
Пан Будовец хмыкнул. Третий секретарь мельком взглянул на своего спутника и насупился:
— Теперь мы этого, к сожалению, не докажем. Как и его участия в последних событиях в городе, а через него — наших славных доброжелателей из Клементинума. Неужели нельзя было взять его живым?
Макс пожал плечами.
— Видимо, придётся «чешским братьям» искать иные рычаги давления.
— А вы, как я вижу, неплохо разбираетесь в текущей обстановке, — спокойно заметил пан Будовец. Голос у него был приятный, мягкий. Максиму представилось, как этот голос должен был действовать на публику, если того хотел оратор: завораживать, воодушевлять, поднимать на борьбу.
— Плохо, — отказался парень от похвалы. — Иначе бы не завяз по уши.
— Это ещё не по уши, — холодно уточнил гремлин. — Но по уши я вам запросто могу устроить.
— Переведя в ассенизаторы? Вряд ли там опаснее, — усмехнулся Макс.
— Полегче, пан Резанов! — снова перешёл на яростное шипение третий секретарь. — Вы хоть отдаёте себе отчёт, каких трудов нам стоило обеспечить ваше появление здесь? Именно вас! Или вы до сих пор полагаете, что достаточно загадать желание? Я не четырёхлистный клевер, и не золотая рыбка.
— Почему я? — спросил младший страж, скрещивая на груди руки.
— Вы вроде бы уже во всём разобрались сами, — фыркнул господин Майер. — Может, и здесь додумаетесь?
— По праву рождения, — коротко пояснил пан Будовец, в отличие от компаньона, остававшийся спокойным.
— Что значит — по праву рождения? — недоумевающе переспросил Максим.
— Не разочаровывайте меня, — скривился господин Майер. — Вы — Пржемыслович.
— В каком это смысле?
— В том самом. Вы — потомок Пржемысла Пахаря. Очень дальний, очень незначительный, да к тому же ещё и нездешний, но — потомок.
— Нам стоило немалых трудов составить гороскопы и проследить родословные. Тем более что все исследования приходилось вести вслепую, — заявил пан Будовец. — Но ошибки нет.