Когда в Чертовке утонуло солнце
Шрифт:
Максим оглядывал заросшее деревьями церковное кладбище. Здесь, на вершине Вышеградского холма, было пусто, и только ветер, налетая с реки, срывал и уносил вдаль красные, жёлтые, оранжевые листья.
— Хоть бы какой-нибудь знак… — в отчаянии прошептал парень.
Где-то в отдалении, с обратной стороны базилики, вскрикнула птица. Макс прислушался. Прошла минута или две, прежде чем крик повторился — но теперь уже ближе. Знакомый свист, переходящий в переливчатый клёкот, приблизился. Чёрный коршун, вылетев из-за угла
— Родич твой, — усмехнулся Иржи. Птица деловито почистила пёрышки, потом посмотрела на разглядывающих её людей сначала одним, затем другим глазом.
— Ну, братец, — не обращая внимания на приятеля, забормотал Макс. — Ну же, подскажи, если можешь.
Коршун коротко вскрикнул и, слетев с лесов, устремился куда-то в сторону реки. Младший страж вздохнул.
— Эй, Макс! — позвал Иржи. — Будет тебе ещё перо на шляпу. Гляди!
Зоркий глаз капрала уловил, как потерянное коршуном пёрышко, планируя, опустилось на истёртый тысячами ног каменный порог базилики.
Макс подошёл к распахнутым дверям, нагнулся, протягивая руку за пером — да так и замер.
— Ты чего? — забеспокоился Шустал. — Спину скрутило?
— Прага… — тихо сказал младший страж, не решаясь поверить в свою догадку. — Прага. Порог!
Глава 22
Семь
— Нас за это четвертуют! — бубнил капрал, но, тем не менее, не выпускал из рук лом. Лом они отыскали среди прочего инструмента, оставленного строителями в пустующей кладбищенской сторожке — и теперь, обливаясь потом, пытались с его помощью поднять глыбу порога. Рядом валялись две кирки, которыми приятели перед тем скололи по кругу строительный раствор, связывавший камень с кладкой дверного портала.
— До четвертования ещё дожить надо, — пропыхтел Максим. — К тому же это не мы! Может, это строителям понадобилось! Тут через несколько месяцев ещё не так разворочено будет. И вообще, посмотрим — и уложим обратно. Ну, разом!
Порог чуть подался. На следующем рывке подался ещё немного. Третий рывок приподнял его — и Макс немедленно сунул в образовавшуюся щель одну из кирок. Камень застыл в неустойчивом положении, но когда младший страж уже собирался пошарить в щели рукой, Шустал оттащил его назад:
— Спятил? Если он захлопнется — руку оторвёт.
— Придётся рискнуть.
— Я тебе рискну! Ищи ещё подпорки. Всё равно уже разворочали, чего вслепую лазить — подымем порог полностью.
Они притащили из сторожки второй лом, потом отыскали позади базилики горку грубо отёсанных камней, то ли приготовленных для предстоящего ремонта, то ли, наоборот, уже выдернутых из кладки храма. Рывками приподымая и сдвигая глыбу, подкладывая в расширяющийся провал камни, приятели постепенно сумели поставить порог вертикально.
— Ну, — заметил Иржи, глотая после каждого слова воздух и кашляя, — про порог, который увидела княгиня Либуше, я слышал. Но с чего ты взял, что под вот этим вот порогом что-то должно быть?
— Коршун.
— Птица есть птица. Не убедил.
— Где сейчас хранятся королевские регалии?
— В соборе Святого Вита, конечно. В Коронной коморе.
— Значит, если бы лапти Пржемысла Пахаря были найдены после гуситских войн — хранились бы там же. И по-прежнему оставались частью коронационной процессии.
— Ну, на коронации Рудольфа Второго их точно не было.
— Откуда ты знаешь?
— Так ведь чешской короной его короновали только шестого сентября. Месяца ещё не прошло.
— Вот! — кивнул Максим, будто это всё подтверждало.
— Слушай, он всё-таки не чех, а австриец. Может, ему это не важно.
— Не важно? Он же в Прагу переехал, потому что своим в Вене себя не чувствовал. А здесь его народ принял и полюбил.
— Пожалуй, — заколебался Иржи. — По крайней мере, многие тогда понадеялись, что у нас будет второй Карл Четвёртый. В каком-то смысле даже получилось.
— Он бы наверняка использовал такую реликвию на коронации, если бы она у него была, — убеждённо заявил Макс. — Ищем.
— Чего искать? Я вижу только землю.
— Роем.
Ларец оказался на глубине метра. Шустал уже собирался бросить рытьё и отговорить приятеля от бесплодных поисков, когда под лопатой звякнул металл. Толстый, покрытый ржавчиной, но всё ещё целый, ларчик был не очень большим. Максим, стоя на коленях, бережно стирал с него грязь.
— Жаль, коршун нам ключа к нему не принёс, — заметил Иржи.
— Ну, как-нибудь, осторожненько…
— Дай сюда, — капрал принялся просовывать под крышку лезвие своего кацбальгера.
— Аккуратней! Не дай Бог ты повредишь содержимое!
— Не бойся. Но если сломаю клинок — кузнецу работу оплачиваешь ты.
Проржавевший замок хрустнул. Капрал убрал кацбальгер и подтолкнул ларчик к Максу:
— Открывай.
Максим поднял крышку. Внутри, завёрнутые в когда-то белоснежную, а теперь тоже покрывшуюся пятнами ржавчины холстинку, лежали простые крестьянские лапти из лыка, древние и ветхие на вид.
— Вот оно. Величие и смирение разом, — сказал парень.
— Быстро забираем и уходим. По-моему, я слышал голоса где-то ниже на склоне.
— И что дальше делать? — поинтересовался Шустал, когда они уже миновали Эммаусский монастырь.
— Как и сказал рабби Лёв. Идём на Карлов мост.
— А там? Наденешь лапти и начнёшь ходить туда-сюда? Пока или солнце не встанет, или лапти не развалятся?
Максим чуть замедлил шаг, сунул руку под кирасу и неуверенно ощупал спрятанную между сталью и рубахой реликвию.