КОГИз. Записки на полях эпохи
Шрифт:
Он очень удивился, когда однажды, сидя с главбухом, старенькой Анной Ивановной, и решая какие-то рутинные ежедневные вопросы, он вдруг увидел на главбуховом столе прямо перед собой большую пачку путевок водителя Хмелева, на каждой из которых стояла очень внятно и отчетливо его, Сергея, подпись. Хмелев был здоровенным тридцатилетним лбом, и после гибели Пряника он стал как бы негласным главарем всей «ремизовской» бригады водителей. В тот момент когда Сергей нерешительно взял несколько путевок в руки, желая их повнимательнее разглядеть, стоявший у приоткрытой двери Хмелев
– Анна Ивановна, простите ради Бога дурака, позвольте мне на секундочку украсть от вас Сергея Сергеевича. Только на секундочку он мне позарез нужен, и я убегу, а он снова ваш. Сергей Сергеевич, на секундочку в коридорчик, на два слова, и уж простите меня, дурака.
Но когда они вышли в коридор, Хмелев уже не юродствовал, а довольно по-хамски и с какой-то удивительной прямотой обратился к Соловьеву:
– Сергей Сергеевич, у тебя столько работы: кирпич, цемент, народ, командировки. Чего отвлекаться на эти путевки – мы уж сами как-нибудь их освоим. То есть уже освоили, а у тебя гора – с плеч. А если чего надо – ты только скажи! Мы ведь понятливые, мы ведь про тебя все узнали еще до того, как ты сюда к нам явился. Легче богатому в рай попасть, чем непроверенному человеку на мясокомбинат на работу. Это не мы придумали, это – древняя мудрость.
Вечером дома Сергея ждал сюрприз: на полу в прихожей стоял большой комбинатовский короб. Он был забит доверху: говяжья вырезка, печень, языки, сардельки, свиной копченый окорок, вареная и копченая колбаса – всего килограммов пятнадцать.
– Это что? – Сергей позвал жену.
– Да часа в четыре, наверное, приехали два дядьки каких-то и сказали, что это ты велел привезти.
– Дорогая, я прошу – ничего ни от кого не принимай! Я боюсь, что это может плохо кончиться. Ты понимаешь, о чем я?
– Поняла, конечно – ничего такого больше не будет.
Однако ровно через неделю все повторилось с точностью до запятой. А запятая та означала, что короб с продуктами был оставлен соседям по площадке с просьбою: передать Соловьеву посылочку вечером, когда тот вернется с работы. Вот тогда-то и состоялся у Сергея неприятный разговор с Глинкой. Леонид Аркадьевич, а точнее, просто Леня, очень быстро все схватил и по-своему трактовал:
– Да, конечно, – ты еще не освоился, а они навалились. Придет время – все само образуется, еще просить будем друг друга об одолжениях. Дураки они необразованные, ну да я им все объясню.
Однако объяснение пришло с другой стороны этаким жестким шершавым намеком и предупреждением.
«Нулевой» корпус имел большое количество комнат и кабинетов неопределенного назначения. Когда-то здесь в цокольном этаже располагалась служба экспедиции. А теперь, когда второй этаж расселили и освободили от жильцов, а служба экспедиции реформировались в отдел снабжения и сбыта, корпус как бы оказался в полном подчинении Лени Глинки, и он о нем заботился.
Подготовил он здесь комнату и для кабинета Сергея Соловьева – небольшую, с самодельным стеллажом для бумаг, с довоенным
Однажды утром из-за теплого моросящего, но все-таки дождя, Сергей пришел на работу в плаще. Не заходя на территорию комбината, он прошел в свой переговорный кабинетик «нулевого» корпуса, открыл расхлябанную дверку шифоньера, чтобы повесить плащ, и тут заметил в лежащей на полу коробке четыре батона полукопченой московской колбасы. Соловьев задумался, подошел к письменному столу и, выдвинув центральный ящик, увидел там еще два батона. Сомнений не было. Сергей постучал кулаком в стенку и громко позвал:
– Мишка, Валька!
Братья с туповатыми рожами и открытыми ртами в тот же миг ворвались в кабинет и встали как вкопанные, не проронив ни звука. За два месяца работы Сергей так и не запомнил: кто из них Валька, кто – Мишка. Один стоял и почесывал ногтями ладонь руки, другой смотрел куда-то в потолок, при этом левый глаз его стал уплывать куда-то в сторону. Правильно: косит Мишка – вспомнилось ему.
– Михаил, – обратился к нему Сергей, – посмотри: чье это? И как это попало ко мне в кабинет?
Братья внимательно разглядели колбасу в шифоньере и в ящике стола, после чего чуть не благим матом заорали в один голос:
– Сергей Сергеевич, режь, убивай, это – не мы!
– Я знаю, что не вы. Я спрашиваю: чье?
– Не наше это, Сергей Сергеевич!
– Заберите это к японской бабушке. Валька, купишь сегодня хороший замок и врежешь. Один ключ – мне и по одному вам, остальные – выкинешь. Если кто-нибудь еще раз сюда войдет без моего ведома, спрошу с вас. Поняли? Можете не отвечать! Идите!
Хозяева колбасы, а точнее, желающие ее лицезреть объявились через минуту. Радостные, красномордые, в брызгах дождя, хохоча над какой-то скабрезностью или гадостью, в кабинет ввалились без стука Коля Сандомирский в легком импортном кожаном пальто и еще один капитан милиции, но уже в форме.
– Здорово, начальник! Что не на производстве? Опять продовольственные заказы оформляешь для нетрудовой интеллигенции? Сергей Сергеевич, по дружбе разреши раздеться нам тут у тебя? Мы – ненадолго на территорию, с проверкой.
Не ожидая разрешения, капитаны, разбрызгивая с плащей во все стороны капли уличного дождя, сняли их и, открыв дверку шифоньера, засунули туда головы, чуть не стукнувшись лбами. Они уставились в пустую коробку, где пять минут назад лежали четыре батона колбасы. Про плащи капитаны забыли.
– Вот так, – промычал Сандомирский.
– Чего вот так? – спросил второй.
– Да ничего, а вот так, – ответил ему Сандомирский и тут же обратился к Соловьеву: – А вообще-то мы лучше на территории разденемся. Пойдем, капитан.