Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Ну оставайся, если хочешь, а стрелять ты часом не умеешь? — спросил сержант, и, прицелившись, дал в темноту две короткие очереди.
Перебежал ко второму закрытому окну, и, высадив раму ногой, принялся стрелять по дворику, отрезая нападавшим путь к дверям и припаркованным автомобилям.
Спустя несколько секунд ответные очереди из автоматического оружия разнесли в щепки остатки оконных рам; пули, врываясь в проем окна, били по стенам комнаты, кроша слой краски и штукатурку. Помещение наполнилось пылью, пол покрылся плотным
— Патронов не жалеют, — подумал он вслух и бросил в окно противопехотную гранату.
Громыхнуло, кто-то вскрикнул.
Монакура улыбнулся и метнул ещё одну.
Размытая тень скользнула от двери комнаты к сержанту и оказалась Йолей. В руках она сжимала рукоятку обнажённого меча. Швырнув под ноги сержанту пару обойм, предводительница исчезла в проёме окна, растворилась в густой темноте, щедро прореживаемой автоматными очередями. Появилась и Аглая Бездна со своим «Диемако» — девушка присела возле второго окна.
— Твой первый бой, мелкая, доверься инстинкту — твоё тело и рассудок знают, что надо делать. А если вкратце — ебошь по огонькам.
Их чётко выверенные короткие очереди перекрыли лужайку перед кирхой. Огневой шквал с кладбища несколько приутих. Атакующие залегли среди могил и поливали церковь градом пуль, впрочем безрезультатно, на защитниках дома господнего не было ни царапины.
«И хули?» — подумал сержант, — «Придётся вам отступать, несолоно хлебавши. Или переть под пулями к дверям».
— Как сама? — поинтересовался он у девушки.
— Мне нравится убивать, — просто и лаконично ответила его воспитанница.
Огоньпротивника окончательно стих — с кладбища послышались отчаянные крики.
И тут ослепительная вспышка накрыла их, потолок подался назад, а засыпанный битым кирпичом и штукатуркой пол, поднялся стеной. Монакуру Пуу швырнуло в эту стену лицом, раздался грохот, и, оглушенный и ослепший, сержант провалился в темноту. Пришёл в себя от ударов ладонью по лицу — Аглая трясла и тормошила его.
— Они из пушки по нам, суки, Надо уходить вниз, Монакура.
— Базука, — скривился Пуу и выплюнул сгусток окровавленной штукатурки, — Сейчас ещё прилетит, валим отсюда.
Оглушивший его гранатомётный выстрел, пришёлся на часть стены, со стороны его окна, и теперь там зияла огромная дыра, а угол здания и часть потолка обрушились.
«Чуть левей бы и пиздец», — подумал сержант, скатываясь вниз по лестнице.
Они сменили магазины в автоматических винтовках и заняли позиции по обе стороны небольшого атриума, где стояла купель для омовения святой водой.
— Не расстраивайся, — сказал он девушке, — Сейчас они расхуярят дверь и войдут. У нас с тобой ещё имеются шансы устроить обильное кровопролитие.
Он глянул на окна с разноцветными запыленными витражами. Одно, к высокому створу которого вела бронзовая лесенка, прекрасно подходило для возможного отступления, но не сейчас, немного позже. Когда они убьют достаточно врагов. Но те не сломали церковные двери. И не вошли. На кладбище стреляли, беспорядочно и длинными очередями. И громко кричали. Потом стрелять почти перестали, а крики превратились в истошные вопли боли.
«Йоля», — понял сержант, — «Режет их в темноте, как свиней».
— Пойдём-ка, тёте поможем! — задорно предложил гигант и, разбежавшись, сиганул в примеченное для несостоявшегося отступления окно, выдавливая своим телом витраж, изображающий овцу и коленопреклонённых седобородых старцев вокруг.
Глава третья. Та, что красит волосы кровью врагов
На ржавом кресте покосившейся колокольни сельской церквушки, с иссечёнными пулями стенами и огромной дырой вместо фасада, сидел громадный ворон, уставившись вдаль неподвижным взглядом агатовых глаз. Дождь лил пятые сутки кряду, но его холодные капли не докучали величественной птице. Он раскрыл огромные крылья и победоносно прокричал в тёмное, свинцовое небо.
Светало. Аглая Бездна, блуждавшая среди древних могил, с тремя автоматическими винтовками за спиной и сумой, набитой боеприпасами, наткнулась на очередной растерзанный труп. Человек сидел, привалившись спиной к надгробию: ноги широко разведены, руки сомкнуты на страшной ране, начинавшейся от шеи и раскроившей туловище до самой промежности. Внутренности вывалились наружу и лежали в луже крови и говна. Аглая ещё раз внимательно посмотрела на сидящего и её вырвало — мощно и обильно. Подобрав с земли винтовку мертвеца, она поплелась дальше, не удосужившись проверить его карманы.
— Мелкая, дуй сюда, — донёсся сбоку голос сержанта. — Этот ещё может говорить.
Среди серых надгробий Аглая обнаружила Монакуру; тот склонился над лежавшим на боку человеком. Раненный выглядел так, будто повздорил с пьяным самураем. Кровоточащие порезы покрывали его тело, но ни один из них не являлся смертельным. Аглая Бездна подошла ближе. Последний из атакующих, из тех, кому не удалось сбежать.
— Монакура, ты врубаешься? Она его слегка порезала, а потом бросила здесь истекать кровью. Она же навзничь ебанутая, — прошептала, тревожно оглядываясь, ошеломлённая девушка.
— Мы уложили четверых, мелкая. Всего четверых. А она зарубила шесть человек. Средневековым мечом, в полной темноте, окружённая со всех сторон врагами.
Аглая приблизилась к замершему на месте барабанщику — синие бездонные глаза встретились с пугающей чернотой её взгляда:
— Восхищаешься ей? Ты влюбился, дурило старое?
Отставной сержант ничего не ответил — ухватив раненного за шиворот куртки, он потащил его, словно мешок гнилой картошки, в сторону церкви. Бездна подобрала очередной ствол и, стеная от тяжести, поплелась следом.