Кого не взяли на небо
Шрифт:
Ворон приблизился к старику, когтем перевернул глаз и спросил:
— Что ты видишь, шаман?
Кархун склонил незрячие глаза вниз и, вглядевшись в голубую радужку, подёрнутую мутной пеленой, произнёс:
— Страх и отчаяние. Вот, что испытывала эта безвинная дева перед смертью.
Стурл согласно покачал головой:
— Она добровольно приняла смерть — стала жертвой богам. Её соплеменники получат что-то взамен. А может, она последовала какому-то древнему предсказанию или пророчеству. Что скажешь, шаман? Готов
Старый ворон молчал, не отрывая взгляда слепых глаз от ока жертвы.
— Скажи, Стурл Непокорный, и скажи правду: ты не хочешь возвращения драконов, своей истинной сути? — спросил наконец старый шаман.
— Нет, Кархун, не хочу. Мне хорошо быть костяным вороном: мне нравится моё жилище в черепе и я доволен Хурлой, своей женой: ты воспитал прекрасную дочь.
— Но что скажут другие костяные вороны? — спросил старик, подняв бельма глаз на зятя.
Они долго глядели друг на друга, прощаясь.
— Никто не узнает, — ответил ему Стурл.
* * *
Стурл толкнул тело лапой; мёртвый ворон низвергнулся со скалы, превратившись в белое пятно, что вскоре исчезло, поглощённое барашками волн, разбивающихся о стену прибрежных утёсов.
Невидимые, мучительно острые клыки совести ещё крепче сжались на его горле, ужесточая терзания.
«Надо убираться отсюда», — подумал Стурл, — «И стоит поспешить, пока никто меня не видел».
— Так, так, так... Кто тут у нас? — хриплый клёкот раздался со стороны опустевшей обители Кархуна, — Стурл Непокорный, собственной персоной!
— Вор, крадущий подношения великим богиням!— вторил ему второй глумящийся голос, — Убийца, лишивший жизни своего родственника, божью птичку! Святотатец, вознамерившийся перечить священным предсказаниям! Я нарекаю тебя Стурлом Осквернителем! Отдавай мне глаз!
— Вы кто такие? — Стурл устало взглянул в сторону двух вороних.
В наряде первой изобиловали красные, словно вымазанные кровью перья. Оперение второй сверкало оттенками позеленевшей бронзы.
— Попробуй угадать, Стурл Тугодум, — сказала красная, — Время от времени в твой птичий мозг приходят прозорливые мысли.
— Это уже не важно, кто вы, — обречённо выдохнул Стурл.
— Этому преступнику в голову приходят лишь мысли о новом злодеянии, — нахмурилась зелёная.
— Как думаешь, Стурл Осквернитель, что скажут остальные костяные вороны, узнав о твоих подвигах?
— Остальные вороны ничего не скажут, — потупился Стурл, — Никто не узнает.
Он отодвинул глаз в сторону, и, выставив вперёд чудовищный клюв, стремительно бросился в атаку.
* * *
— Он умер? — спросила Маха, вытирая с клюва капельки крови.
— Не умер, — ответила Морриган, разглядывая глубокую ссадину на своей лапе.
— А выглядит, будто умер, — ворониха обошла вокруг исполинской туши Стурла.
Костяной ворон лежал на земле, поджав к груди гигантские чешуйчатые лапы.
— Оклемается,— уверила её Морриган, — Ты только глянь, какой он здоровый.
— Да уж, — тяжело вздохнула Маха, — Был момент, когда я засомневалась, что мы с ним справимся. И что теперь?
Воронихи замолчали, дивясь поверженному противнику.
— Ты умеешь творить добро, Маха Разрушительница?— ответила вопросом на вопрос Морриган.
— Никогда не пробовала, — призналась Маха, — А это необходимо?
— Сложно сказать, — вздохнула Морриган, — Однако обстоятельства и условия сложились так, что мы можем сделать сразу четыре добрых дела. Мы можем спасти от смерти жену этого отчаявшегося красавчика, — воронья лапа пихнула неподвижную тушу,— Это раз.
— Мы можем сохранить род костяных воронов. Это два. В третьих: возвращение драконов всё же состоится. Ну и самое важное, четвёртое доброе дело: мы поможем нашей безутешной Бадб. Её новый, восьмой Сильный Холод и Ветер, Высокий тростник...
— Будет драконом, — восхищённо продолжила Маха, — Я люблю тебя, Морри, — она раскрыла отливающие бронзой крылья, обнимая спутницу, — Среди нас троих ты самая мудрая и могущественная.
— Пророчество исполнится, — в голосе Махи звучало торжество, — Но это будет наше пророчество: мы богини и сами творим будущее этого мира.
* * *
— Рога великого Цернунноса мне в задницу! Стурл, милый, что с тобой случилось? На тебе кровь! Ты ранен?
Хурла порывисто дёрнулась в сторону мужа, но вспомнив о хрупком сидении, осторожно опустилась обратно в гнездо.
— Враны священной рощи никак не хотели уступить мне подношение, — ответил Стурл, положив к ногам воронихи человеческий глаз.
— А что отец? — спросила Хурла, явно заинтересованная драгоценным подарком, — Ты навестил Кархуна? Почему не отдал подарок?
— Я обойдусь жирным зайцем, — раздался хриплый клёкот со стороны глазницы, что служила входом в жилище воронов.
— Отец!— всплеснула крыльями Хурла, — Как же ты добрался сюда? Ты же не видишь ни черта.
— Мудрость заменяет мне глаза, — ответил белоснежный ворон, — А за прошедшие пятьсот лет я изучил это небо вдоль и поперёк.
Кархун ловко спрыгнул вниз и приблизился к гнезду:
— Здравствуй, дочка! Покажи старику будущих внучат.
— Почему ты не дождёшься, когда они вылупятся, отец? — спросила встревоженная Хурла.
— Ути-пути,— старик игрался, перекатывая яйца клювом,— Я пришёл попрощаться, дочка. Я покидаю своё жилище и отправляюсь в священную рощу Скейла. Остаток жизни я хочу провести в служении великой богине Морриган. Поэтому чтоб лапы твоей там не было! Ты же не станешь воровать подношения у собственного отца или посылать за ним этого мерзкого осквернителя — своего муженька?