Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Неважно, брат Юрген, что ты думаешь обо всём этом. Ты ворвался ко мне в комнаты и обнажил оружие. Имеет значение лишь то, что через пятнадцать ударов твоего мятежного сердца, ты либо умрешь, либо останешься жить. Останешься жив и будешь верен своей клятве, Богу, Папе и Святой Инквизиции. Прими правильное решение.
Ему наконец-то удалось заправить вялый, похожий на дохлого ужа, член в шнуровку штанов, и горбун встал с колен. По-кошачьи мягко он двинулся к белокурому тевтону, перехватывая рукоятку меча двуручным хватом.
Три удара сердца. Четыре. Семь.
Женщина
Сестра Милена.
Чёрт!
Она виновато улыбнулась ему и принялась натягивать спущенные до колен узкие кожаные штаны.
Десять ударов сердца. Одиннадцать.
Юрген вложил клинок в ножны, и припал на одно колено.
— Правильное решение, забияка, — Теофил Рух подошёл к нему на предпоследнем, четырнадцатом ударе непокорного тевтонского сердца.
Перед лицом мятежного инквизитора замаячила огромная кисть; Юрген схватил её обеими руками и припал поцелуем к перстню епископа. Гигантская ладонь объяла его подбородок и потянула вверх. Разноцветные глаза Теофила Руха смотрели куда угодно, но только не в лицо коленопреклонённого инквизитора.
— Встань, сын мой.
Голос епископа звучал по-отечески заботливо. Его Преосвященство мягко обошёл вокруг Юргена.
— Я знаю, что движет тобой. И знаю, куда ты шёл. Я всё знаю про тебя. А теперь иди к ней. Но не вламывайся, постучись сначала. Она немного занята. Она ищет Селести. Ищет и не может найти. Может быть ты вдохнёшь в неё новые силы.
Епископ нежно подтолкнул Юргена ко входной двери.
— Иди уже. Нам с сестрой Миленой не терпится продолжить увлекательный диспут, так досадно тобой прерванный. Пошёл прочь.
Юрген слегка поклонился, и вывалился из помещения. В его висках всё ещё стучала дробь отступающей ярости, но душа парила, обезболенная и лёгкая.
* * *
Ещё один нестерпимый удар и снова резкое озарение взорвало сознание, распыляя его в мельчайшие частицы, что устремились во все стороны света, заполняя собой пространство и время.
"Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto.
Sicut erat in principio, et nunc et semper,
Et in saecula saeculorum.
Amen."
Боль обнажала реальность, молитва пробуждала видение.
Снова свист священного хлыста; онемевшая кожа взрывается брызгами крови, её капли летят в лицо Сына Божьего, что висит напротив, распятый, на искупительном кресте. Он страдает и улыбается. Божий сын улыбается. Его губы красны, как уста портовой шлюхи.
Свист. Девять кожаных узлов врезаются в обнажённую спину и терзают белую кожу. Улыбка Иисуса всё краснее.
Бесконечные воплощённые миры. Чёрные, вращающиеся сгустки небытия.
Полая световая труба. Небесно-голубой луч, как приглашение в сознание оборотня.
Низкий голос. Нежный и бархатный. Глаза зверя. Изумрудные кристаллы, полыхающие алым пламенем.
Свист плети. Брызги крови на лице распятого. Красная улыбка становится всё шире и шире. Алый потоп заливает полыхающие изумруды.
"Credo in Deum,
Patrem omnipotentem,
Creatorem caeli et terrae"
Видение оборвалось.
Рука, судорожно сжимающая оплетённую рукоятку хлыста, вдруг расслабилась, кисть обмякла и плеть выскользнула из ослабевших пальцев.
Невенка, стоящая на коленях перед деревянным распятием, издала протяжный стон и повалилась на бок. Иисус мрачно взирал на неё со своего креста. Его лицо покрывали брызги крови.
Она что-то видела.
Невенка укусила себя за большой палец, пытаясь сконцентрироваться на переживании, но то постепенно растворялось, превращаясь в смутные, необъяснимые образы.
Тук-тук. Тук-тук.
"Проклятье, я же просила меня не беспокоить."
— Открыто, — простонала девушка, сгребая в кучу части одежды, валяющихся рядом с ней на полу.
Она прижала тряпки к своей обнажённой груди и приподняла голову, прислушиваясь к мягким шагам вошедшего. Она узнала гостя по этой осторожной, кошачьей походке. Её красивые, чувственные губы, тронула скупая улыбка, но лишь на пару ударов сердца.
Юрген подошёл, встал рядом с Невенкой Оскаала, лежащей на обшарпанном, грязном полу и преклонил колени. Он склонил голову перед деревянным Иисусом, который кривил свои окровавленные губы и быстро произнёс короткую молитву. Потом встал, прошёл к небольшому столику, недолго шарился там, чем-то трещал, чем-то звенел, что-то ронял. Потом вернулся, сжимая в руке огрызок тряпки. Тряпка сочилась влагой. Высокий тевтон вновь опустился на пол возле Невенки. Проворные и прозрачные ручейки воды побежали по истерзанной девичьей спине, становясь мутно багровыми, тягучими. Невенка морщилась и жмурилась, словно большая кошка, которой и самой не понятно — приятны ли ей прикосновения или стоит хорошенько засадить когтями по ласкающей её руке. Она приподнялась с пола, и села перед Юргеном — спиной к воину, лицом к Христу. Юрген промокал рассечённую кожу, останавливаясь лишь затем, чтобы выжать на пол кусок материи, вобравшей в себя слишком много крови.
— Довольно.
Невенка скрипнула зубами и поднялась на ноги. Она, обнажённая по пояс, неторопливо направилась в дальний угол комнаты — там, возле узкой армейской кровати расположился стальной шкафчик. Нижняя сорочка, оказавшаяся в руках девушки, была белоснежной, словно оперение аиста. Но недолго. Тонкая ткань моментально прилипла к спине, на белой материи проступили кровавые кляксы. Изящная женская головка, что несла на себе груз фиолетовой гривы, достающей девушке до пояса, повернулась в сторону Юргена, явив тевтону точёный горбоносый профиль — с выступающим вперёд подбородком и жёстко очерченными скулами. Ярко-синие, словно майское небо, отрешённо-безумные глаза уставились на воина.
— Где Тео?
Юрген соединил на левой руке большой и указательный пальцы, а безымянным пальцем правой руки несколько раз потыкал в образовавшуюся дырку.
— Пойдём, он мне нужен.
Тевтон легко поднялся:
— Ты её нашла? Ты нашла Селести?
Невенка остановилась и обернулась к нему. Толстый шрам, рассекающий её гордое лицо от кончика правого уха до самого уголка рта, побагровел.
— Никакая это не Селести. Нам надо убираться отсюда. Пойдём к епископу.
* * *