Кого не взяли на небо
Шрифт:
Маха скорчила кислую мину и, взяв со стола чайную ложечку, поднесла ту к своему алому рту. Потом оскалила верхнюю губу, напоминая болотную гадюку, изготовившуюся к атаке, и плюнула. Брызги слюны зашипели, встретившись с серебром столового прибора. Маха потрясла в воздухе дымящейся ложкой, и, отерев ту рукавом своего платья, приставила к своему глазу на манер монокля, оценивающе оглядывая рассерженного капитана. Око цвета жухлой соломы глядело на старика сквозь маленькие дырочки.
— Сахар тащи, я сказала. И не смей называть древних богинь паскудными словами, ибо ты — всего лишь тупой и жадный водила. Дряхлое гребло. Ленивый труповоз и алчный мздоимец. Хоть и весьма древний.
Рыжая Маха аккуратно расположила дырявую ложку сверху наполненного бокала, водрузила на неё слегка смоченный напитком кусочек
— Прошу тебя, Великий Упуаут, — опушенная рыжими волосиками рука почтительно протянула Йоле стакан.
Та взяла, побулькала содержимым и решительно проглотила.
Три пары глаз уставились на неё — единым тревожно-ожидающим взглядом.
Она оглядела озабоченные рожи и, рассмеявшись, треснула кубком о стол.
— Ещё, — возвестил собравшимся Великий Волк.
Трое облегчённо выдохнули и расслабились. Рыжая Маха двинула старого Аарона локтем под рёбра, и паромщик поспешил смочить зелёной влагой следующий кусочек сахара.
— Всем! — великодушно объявила Йоля и задрала на стол свои роскошные ноги — их розовую кожу покрывало бесчисленное количество веснушек, ссадин, царапин и кровоподтёков.
Хищные шипы её корсарских ботфорт вонзились в сталь столешницы, будто консервный нож в жестяную банку. Трое участников этого затянувшегося ночного чаепития заметно оживились. Аарон бросился переворачивать содержимое маленького, встроенного в стену бара в поиске недостающих бокалов, Маха же плевала в ложки, прожигая в серебре, которого так боятся всевозможные оборотни и прочая нечисть, аккуратные дырочки.
Дверь, ведущая на палубу, широко распахнулась: кто-то со всей дури втопил по ней ногой. Маленькая Сигни, запыхавшаяся, раскрасневшаяся и безумно довольная, ступила на порог, подталкиваемая сзади огромной головой ящера, увенчанной тремя парами рогов. Из ноздрей чудища валил густой дым с вкраплениями мельчайших, ярко-красных искр.
— Хочу чая. И спать, — заявила Сигни и оценивающе оглядела всех собравшихся.
— Иди сюда, — произнесла Морриган, протягивая к ней свои руки.
Широкие рукава её алого платья сползли к локтям; затейливая вязь кельтских узоров оплетала её кожу, будто кривые древесные корни. Девочка забралась ей на колени и прижалась щекой к глубокому вырезу платья.
— А ты, глупая ворона, прими нормальный, человеческий вид, и заходи, если пожелаешь, — костлявый перст ведьмы указал на страшную морду, застрявшую в дверном проёме, ибо дальше в помещение Грим протиснуться не мог, — Или закрой дверь с той стороны, потому как не май месяц, а сквозняки здесь просто чудовищные.
Грим пренебрежительно фыркнул: Морриган пришлось поджать свои босые, перемазанные грязью ноги, чтобы избежать раскалённых угольков, вырвавшихся из ноздрей ящера и разлетевшихся по полу помещения капитанского мостика. Дракон убрал голову и дверь захлопнулась. Аарон принёс чашку дымящегося напитка и склонился над Сигни, протягивая ей угощение, но девочка не пошевелилась — уткнувшись носом в грудь Морриган, она уже крепко спала. Держащая её на своих коленях ведьма улыбнулась, ласково погладила малышку по сальным, нечёсаным локонам, а потом приняла кружку из рук паромщика и опрокинула содержимое себе в глотку. Паромщик забрал у неё пустой сосуд, а взамен протянул высокий бокал, где плескалась ядовитая зелень. Морриган кивнула ему, но пить не стала — она подозрительно оглядела остальных двоих. Йоля раскинулась в глубоком кресле — её ноги возлежали на столе, треугольник чёрных трусиков постыдно выглядывал из-под задравшегося платья, а слюнявый рот приоткрылся. Рыжая Маха взгромоздилась на высокий барный табурет и раскачивалась на нём. Колдунья что-то тихонько напевала, а табуретка непонятным образом держалась на узкой грани одной единственной ножки — остальные три парили в воздухе.
— Кстати, Госпожа... — прошелестел вкрадчивый шёпот Морриган, — Сейчас самое время. Время будить нашу надежду.
Она нежно перехватила спящую девочку и поднялась вместе с ней на ноги. Сонный глаз Госпожи с трудом разлепился — радужка, обычно невозмутимо жёлто-зелёная, либо яростно-багровая, сейчас синела весенним небом.
— Придётся идти наружу, — пояснила Морриган, направляясь к входной двери, — Мне понадобятся они обе — и змея и ворона. А ворона, видишь ли, в образе, и выйти из него не может... Как и войти в эту гребаную дверь...
Рука, затянутая в проклёпанную перчатку средневекового мечника лишь слабо дёрнулась в сторону панорамного окна, и Морриган, прервав свои объяснения, вывалилась прочь из капитанских апартаментов, неся на руках спящую Сигни.
Рыжая Маха последовала за старшенькой.
Опустевшая барная табуретка продолжала раскачиваться, опираясь о пол одной ножкой.
* * *
Он брёл по коридору, свесив вниз голову и тяжело передвигая усталые ноги. Очень болел разбитый лоб, гудела голова и жутко хотелось где-нибудь прилечь. Он смертельно устал, и эта усталость опустошала его, лишая чувств и желаний. Уютное местечко, где можно бы было свернуться клубочком — вот предел его нынешних мечтаний. Надо немного поспать, и отдых отгонит эту хандру, вновь даст силы чего-либо желать и получать желаемое. Хотя насчёт последнего он не был совершенно уверен. Получать — всё же намного проще, чем разгребать последствия. Сегодня ему повезло — его боевой вождь чудесным образом не заметил шикарных рогов, выросших на его лохматой башке, и благодаря этой преступной невнимательности, он, скальд Хельги, всё-ещё жив. Но наряд на всю ночь он всё же получил. Непонятно за что. Надменный лив уже оклемался и вполне способен держать в руках меч. Нет, эту, как её... Пушку, во. Неважно — его старший братишка мог бы и подменить своего друга, так, как это сделал сегодня он, мудрый Хельги, скальд и герой. Сегодня он великодушно подменил эту напыщенную девчонку, предложив отдать вместо неё свою кровь безумному старику, что рассекал по тайному коридору на коньках с колёсиками и развлекался, сбивая бойцов с ног ударами своей стальной дубинки. За что и был подстрелен. А потом его братья по оружию распознали в этом дурачке воплощение какого-то героя своего безумного времени, и, вместо того, чтобы подвесить нахала за ноги и веселиться, наблюдая, как седовласый безумец истечёт кровью, они начали его лечить. И, Хель их дери, похоже вылечили. Вылечили его, скальда Хельги, драгоценной кровушкой. А потом все отправились дрыхнуть, а его, спасителя этого отмороженного старикана, вновь отправили в наряд — шарахаться ночью по тёмным коридорам. Ну да ладно. Он, Хельги, сын Хрольфа, слишком великодушен, чтобы сожалеть о своих благородных поступках. Он просто немного отдохнёт, ибо заслужил пару часов хорошего сна. Кстати вот этот диванчик выглядит весьма удобным. Хельги прислонил автоматическую винтовку к стене, бросил на диван свой меч, замотанный в козью шкуру, сладко зевнул, и...
Что-то пронеслось мимо него, монотонно жужжа и позвякивая. Хельги проводил взглядом удаляющийся операционный столик, которым ловко управляла она. Она — та самая престарелая обольстительница, кривая и невозможно желанная. На столике возлежал тот самый безумный седовласый старикан.
Хельги открыл было рот, но не издал ни звука. В последнее время, он, испытывая разную степень душевного потрясения, на некоторое время напрочь забывал этот новый для него язык. Когда же он наконец-то вспомнил, что нужно сказать, и снова открыл рот, маленькая женщина и её груз бесследно исчезли за поворотом. Похоже, Соткен даже не заметила его. Или сделала вид, что не заметила.
«Интересно, куда это они?»
Примерно такая мысль возникла в голове у юного путешественника во времени, и Хельги проводил её безучастно. Его мало это волновало.
Волновало его совсем другое.
Тут что-то было не так.
Возникло то самое чувство скрытой опасности — чувство, которое возникает подсознательно, когда ты возвращаешься на корабль — пьяный от вина и крови, нагруженный богатой добычей. Вроде бы всё хорошо: деревня, подвергшаяся набегу — ограблена и сожжена, женщины — изнасилованы и убиты, мужчины — убиты и изнасилованы, драконы моря уже поднимают свои полосатые паруса, готовые улепётывать, как только викинги ступят на их палубу. Всё пучком — надо лишь миновать ту небольшую рощицу на морском берегу. И тут ты, ещё никого не видя, уже знаешь абсолютно точно — твои корабли лежат на дне с пробитым днищем, а роща наполнена вооружёнными воинами, злыми и готовыми отдать свои жизни, лишь бы отомстить.