Кого не взяли на небо
Шрифт:
Брат Трой, страстно покусанный и выпитый насухо, валялся неподалёку, широко раскинув руки, затянутые в проклёпанные перчатки и ноги, обутые в шипованные сапоги.
— Бежим, — прошептал дрожащий женский голос, и опешившего Теофила Руха потянули за рукав его бригантины.
Его обретённая любовь тащила упирающегося епископа к броневику.
— Вставай сестричка, тут вкусненько.
Распахнутая пасть Флёр зияла окровавленной прорехой, рассекая лицо вампирессы чудовищным оскалом — от уха до уха.
Неподвижная и прямая, как палка, Арманда медленно и величественно поднималась в вертикал. Невенка сделала шаг навстречу восстающему вурдалаку, но первым к Арманде поспел Юрген. Обхватив
— Беги, Невенка, спасайся.
— Беги, беги, — разрешила девчушка, удерживаемая крепко стиснутыми руками инквизитора, — Он сам потом за тобой вернётся. Отпусти меня, красавчик, иначе мне придётся сделать тебе больно.
— Сначала она уйдёт, — возражал упрямый тевтон, барахтаясь в жиже, будто рыбак, пытающийся обниматься со скользким дельфином.
Арманда, которой грязь залепила всё лицо, слегка поморщилась и ударила инквизитора затылком в лоб. Тот обмяк, и выпустил пленницу. Она метнулась вслед Невенки, но та уже была в безопасности — Соткен затолкала епископа и его подручную в люк броневичка и захлопнула крышку.
Почему они не вошли через дверь, дорогой читатель? Хер его знает: видимо причина этого поступка — шок.
Арманда поскреблась тигриными когтями, снова проступившими на её пальцах, по броне Ньялы. Обошла автомобиль, дёргая каждую запертую дверцу. Остановилась у капота и вписала смачный щелбан по лобовому стеклу — именно в то место, куда прижался нос Невенки, взиравшей на вампирессу с той, безопасной стороны.
— Это будет посложнее, чем открыть устрицу. А я очень голодна.
— Нас провели, сестричка. Мы — две маленькие, доверчивые девчонки и никогда уже не повзрослеем. Но не печалься, твоя младшая сестричка позаботилась о тебе. Тут осталось кое-что и для тебя.
Флёр оттолкнула от себя выжатую, как лимон, сестру Милену и та медленно и очень театрально завалилась набок — мёртвая и скукоженная, словно пустой винный бурдюк. Вампиресса указала сестре на брата Рагиро, который недвижно сидел в грязи и пребывал в состоянии крайней прострации. Он встрепенулся, заметив приближение близняшек, и протянул к ним обрубки своих рук.
— Они снова вырастут? — его голос зазвенел робкой надеждой.
Сёстры уставились на него своими чёрными очами.
— После того, как вы меня куснёте, и я стану вампиром? — уточнил брат Рагиро, пытаясь избавиться от массивной цепочки с серебряным распятием, висящем у него на шее.
Без кистей это было сложно.
Сёстры переглянулись, и их рты расползлись в чудовищных улыбках чеширских котов-людоедов.
* * *
С наглой девчонкой, у которой пол головы было обрито, а вторая половина несла густую фиолетовую гриву, Соткен изъяснялась на ломаном инглише, а с горбуном — самым прекрасным мужчиной на свете — на безмолвном языке влюблённых, тайные премудрости которого они — два счастливых урода — постигали с каждым новым ударом сердца. Контакт был налажен, но ни один из троих не знал ответа на один единственный вопрос: что им теперь делать?
— Надо валить отсюда, — угрюмо просипела Невенка на своём родном сербском языке, отворачиваясь, чтобы не видеть, как хрупкая девчонка с акульей пастью вкушает от брата Рагиро.
— Ему мы уже не поможем, — согласился с ней на итальянском Его Преосвященство, указывая пальцем на вторую вампирессу, на худеньком плече которой безвольной тряпкой повис неподвижный брат Юрген.
— Я не могу уехать, тут есть кое-что, припрятанное мною, и мне это нужно, — непреклонно возразила на немецком Соткен, и, вытащив из замочной скважины ключ зажигания, сунула его себе за чашечку бюстгальтера.
Сестрички решили их проблемы.
— Мы уже уходим, — бросили девчушки, направляющиеся в сторону распахнутых ворот.
Они говорили одновременно и в унисон. При этом их губы оставались неподвижными.
Потом добавили, ухмыльнувшись при виде недоверчивых рож, воззрившихся на них через пуленепробиваемое стекло:
— Серьёзно уходим. Кстати вы не могли бы нас немного подвезти? До Риги. Нет? Очень жаль. Счастливо оставаться.
— Не теряйся в такой сладкой компании, калека, — прозвучало прощальное напутствие для епископа, и две хрупкие фигурки, одна из которых несла тевтона с лёгкостью, будто бы тот был всего лишь большим плюшевым мишкой, вышли за ворота и растворились в густом тумане, окутавшим подъездную дорогу.
Экипаж «Ньялы» ещё некоторое время сидел неподвижно, внимая порывам осеннего ветра и странным шорохам соснового бора, окружающего базу.
— Я пошла, — заявила Соткен, обрывая затянувшееся молчание.
— Они притаились и ждут, чтобы вернуться и убить нас, когда мы вылезем наружу, — предостерегла её Невенка.
— Если я не погибну там, снаружи, то погибну здесь, внутри, — обосновала своё решение Соткен. — Причём от вашей руки. Вы просто прирежете меня от жалости. Мне уже очень надо.
Как бы в подтверждение своих слов она приоткрыла узкое оконце автомобиля, высунула наружу голову и обильно сблевнула.
Невенка поморщилась.
— Я пойду с тобой, amore mio, — решительно произнёс Теофил Рух.
Невенка открыла рот от удивления и уставилась на предводителя, как на говорящего верблюда.
Парочка осторожно выскользнула из салона.
— Ключи оставьте, — попросила Невенка и Соткен одобрительно хихикнула, оценив остроумную шутку.
Они шлёпали по грязи — горбун в одежде средневекового мастера меча и кривая, хромоногая женщина, в смоляных волосах которой сверкало серебро. И он и она держали наготове одинаковые полуторные датские мечи. Миновав злополучный плац — на всём протяжении романа на этой проклятой площадке постоянно умирают люди — они достигли казармы и вошли внутрь.
— Я Соткен, — сказала она горбуну, избегая взгляда его разноцветных глаз.
— Теофил Рух, — ответил епископ, делая ей навстречу робкий шаг.
Соткен с видимой неохотой отступила.
— Боюсь, что на этом наше знакомство пока что окончено. Здесь небезопасно. Постарайся собрать как можно больше еды и оружия, Теофил. Я скоро вернусь.
Она исчезла в недрах здания.
Теофил Рух прошёл в свою комнату и тяжело опустился подле перевёрнутой тумбочки, за которой он в последнее время часто молился, а ещё чаще — трахал сестру Милену. А теперь она лежит там во дворе, превращённая в кости, обтянутые иссохшей кожей. Вампиры существуют. Ну и ладно. Это он и раньше знал. А теперь уверен, что и богини тоже существуют, и, похоже, одна из них своей проявленной манифестацией крепко снесла ему башню. Его Преосвященство снял со стены увесистое серебряное распятие и встал. Теперь оружие и еда. А потом — к ней. Теофила Руха мучил приступ острой паранои; ему казалось, что чудесная гостья куда-то исчезнет и то, что с ним сейчас происходит — кончится — беспощадно и навсегда. Он пнул шкаф: дверки распахнулись, пнул тумбочку с тем же эффектом, а после пнул большую спортивную сумку, что подлетела в воздух, а потом пала обратно на пол, зияя раскрытой «молнией», будто дохлая мурена. Трясущимися от нетерпения руками, он принялся набивать её чрево полезностями, собирая те из вышеозначенной мебели. Два короткоствольных иудейских «Узи», магазины, (пара метательных ножей из чистого серебра вылетели из его ладоней и воткнулись в стену — бесполезная рухлядь), узкий стилет, пара всё ещё чистых трусов... Что ещё понадобится благочестивому епископу в дороге?