Кольцо с тайной надписью
Шрифт:
Он нырнул под арку, и я бегом бросилась туда. Уже издали я увидела, что высокая фигура Ласточкина преградила старику дорогу. Подбегая, я слышала слова моего напарника:
– А, вот и тот дедуля, который любит красивые колечки. Меня послали кое-что тебе передать…
Но, даже не дослушав его, ювелир сунул руку в сумку и извлек из нее пистолет.
Забыв о своей роли, забыв обо всем на свете, кроме того, что там Ласточкин и он стоит безоружный перед этим сукиным сыном, я выхватила оружие и заорала:
– Ни с места, Барсов! Полиция!
В
Ласточкин, согнувшись надвое, повалился на асфальт. В полном остолбенении я смотрела на него. У меня в голове не укладывалось то, что только что произошло на моих глазах, но стоило ювелиру обернуть ко мне свое мерзкое лицо, как меня захлестнула волна ярости. Я выстрелила и, очевидно, ранила его в руку, потому что Барсов взвыл и выпустил пистолет. Клянусь, я выстрелила бы и второй раз – уже в безоружного, – но тут до меня долетел отчаянный крик Ласточкина:
– Нет! Не стрелять! Лиза, не стрелять!
Ювелир уже мчался прочь, не разбирая дороги. Я кинулась к Ласточкину, который скорчился на асфальте, – боже мой, он лежал совсем как… Как Михаил Кликушин.
– Паша! – только и смогла промолвить я.
– Ничего-ничего, – сказал он, выдавив из себя улыбку. – Бывает и хуже, Лиза, ты мне поверь!
Я обернулась и поглядела на ювелира, который с необыкновенной скоростью уносился от нас прочь. Но, как оказалось, никому не дано убежать от своей судьбы.
Грязно-белая обшарпанная иномарка, до того мирно стоявшая у обочины, резко рванула с места и поравнялась с Барсовым. Из салона высунулось курносое дуло автомата.
– А-а-а! – закричала я, бросаясь на землю.
Трах-тах-тах-тах!
Короткая очередь разорвала тишину, и вороны, мирно дремавшие на седых тополях, взвились с недовольным карканьем. Ювелир споткнулся, взмахнул руками, выронив сумку, и полетел на асфальт.
– Стреляй! – дико закричал Ласточкин. – Стреляй, Лиза, не дай им уйти!
Рукоятка скользила в моей влажной от пота руке, но я все же прицелилась и сделала пару выстрелов. Машина вильнула в сторону, визгнув шинами, и, набрав скорость, скрылась за поворотом. Ласточкин в волнении приподнялся на асфальте.
– Лиза, ты запомнила номер? Черт!
Я поднялась и махнула рукой.
– Плевать на номер! Машина наверняка краденая. Как ты, Паша?
– Царапнуло, – сказал он с виноватой улыбкой.
Выражение его лица мне не нравилось – он бледнел на глазах. Я отвернула его куртку. Правая сторона груди была в крови.
– Боже мой, Паша! Я же говорила, что твой план никуда не годится! Господи, но ведь надо перевязать, остановить кровь, вызвать «Скорую»…
Ласточкин, лежа на асфальте, тяжело дышал.
– Лиза, у меня сотовый в кармане, вытащи его и дай мне… Я сам вызову «Скорую» и наших. А ты пойди посмотри, что с ним. – Он взглядом указал на распростертого в полусотне метров от нас ювелира.
– Да чтоб он сдох! – выкрикнула я в ярости.
– Лиза, это важно… – Он беспокойно задвигался. – Очень важно,
Я вручила ему сотовый и, покрепче стиснув пистолет, зашагала к ювелиру. Какая-то женщина, взвизгнув, шарахнулась от меня и прижалась спиной к стене.
– Без паники, – сказала я, – полиция.
С первого же взгляда я поняла, что Барсов умирает. Автоматная очередь прошила его насквозь. Его очки, разбитые, лежали рядом с ним, и он бессмысленно открывал и закрывал глаза. Пистолет валялся возле его руки. Я ногой отодвинула его подальше и присела на корточки рядом с умирающим.
– Барсов, – сказала я, – я из полиции. – Он закрыл глаза, но через мгновение снова открыл их. – Кольцо, Барсов, – сказала я настойчиво. – Скажите нам, кто дал вам кольцо. Это ведь они убили вас, верно?
Нижняя губа ювелира задрожала. Из его рта ползли струйки крови и стекали по щеке и подбородку. Он сделал усилие, пытаясь заговорить. Преодолев себя, я наклонилась к нему поближе.
– Кто дал вам кольцо с надписью, Барсов? Скажите мне.
Он улыбнулся, и при виде этой улыбки у меня в горле возник ком, хотя я ненавидела этого человека, как никого на свете.
– Славная, – сказал он мне и умер.
Глава 19. Убийственный уик-энд
Потом была «Скорая», срочная операция и переливание крови – и врач, вытащивший пулю, сказал мне с невольным уважением в голосе: «Везунчик». Была больница с грязно-серыми стенами, и вопросы, которые задавали и Зарубин, и Тихомиров, и Морозов, которым мне не хотелось отвечать. Когда Ласточкин пришел в себя после операции и врач заверил меня, что теперь раненый вне опасности, я чуть не расплакалась. Но первые слова, которые произнес мой напарник, были:
– Щипач. Найти.
Я встрепенулась. В самом деле, я совсем забыла про этого маленького человечка, Рыжикова.
– Хорошо, – сказала я. – Я отыщу его, раз ты этого хочешь. Взять его под охрану?
Ласточкин утвердительно кивнул и закрыл глаза.
– И по-прежнему никому ничего не говорить, – уточнила я.
Не открывая глаз, капитан кивнул.
– Паш, – решилась я, – я тебя очень люблю. Ты только не умирай, ладно?
– Постараюсь, – ответил он с подобием улыбки и легонько сжал мою руку. – Я все помню.
– Что ты помнишь? – растерялась я.
– То, что ты мне сказала. Когда я лежал на асфальте.
Тут я растерялась еще больше. Понимаете, когда Пашу ранили, я думала, что он умрет. Отбросив церемонии, я сто раз, если не больше, сказала ему, как я его люблю и как хочу быть с ним. Это было, конечно, глупо, потому что, когда человек ранен, надо думать о том, как бы получше его перевязать, а не вести себя, как героиня идиотской мелодрамы. Я почувствовала, что неудержимо краснею.
– Паш, я… Понимаешь, ты мне очень нравишься… Но мы коллеги… и я не знала, как сказать… Я думала, я тебе интересна только как… ну… товарищ по работе, что ли…