Колдолесье
Шрифт:
Солдаты и слуги толпой понеслись на Мордиона. Мордион улыбнулся. Он не сомневался, что справится сам. До известной степени борьба стала облегчением, хотя без магии он будет сильно стеснен, поскольку не желал никого убить. Больше никаких убийств, никогда! Как бы то ни было, он использовал посох в качестве оружия и в качестве силы, держащей на расстоянии самых опасных из атакующих. Одного из солдат, который, как помнил Мордион, являлся одним из самых жестоких охранников в Доме Равновесия, он повалил шипящей голубой стрелой. Он не видел, как сэр Борс в ужасе уставился на эту голубую стрелу, а затем начал пробираться сквозь битву. Однако нанося удары, уворачиваясь, пиная и снова нанося удары, Мордион сумел выделить достаточно внимания, чтобы посмотреть,
Пока Мордион смотрел, один из слуг воспользовался шансом схватить его посох. Мордион улыбнулся еще шире и повалил слугу, после чего повернулся, чтобы помериться силами с двумя солдатами. Посох ничего не значил – просто полезный канал для магии. Он видел, как Вайеррэн побежала помочь хромавшему Челу убраться подальше от сражения. Чел был весьма раздражен и изрыгал ругательства – Мордион даже и не подозревал, что он такие знает. Потом на Мордиона устремилась новая толпа слуг.
Сквозь их неистово машущие конечности Мордион разглядел, как Мартин вырвался из толпы, спустился и побежал вдоль озера, где не было выхода. «Как глупо!» – подумал Мордион. Мост подняли, и через воду не осталось пути. Хуже того: многие теперь уловили, что происходит. Мужчины с нижних краев толпы побежали с обеих сторон, чтобы отрезать Мартину пути отступления. Мордион отшвырнул от себя остававшихся солдат, свалив их в кучу, и использовал метательную силу, которой когда-то разрушил водопад, чтобы мгновенно перенести Мартина как можно дальше. К несчастью, за озеро его перенести не вышло. Мордион поместил Мартина позади замка – так далеко, как смог. Одновременно он театрально воздел руки и призвал шипящую молнию на место, где за секунду до того находился Мартин. Если повезет, люди подумают, будто Мартин стал невидимым и станут искать его не там, где надо. Сделав это, Мордион озадачился вопросом, почему он вообще старается ради Мартина. Он понятия не имел, кто этот мальчик – за исключением того, что Вайеррэн заботилась о нем. «Я всегда защищаю детей», - подумал он, глядя, как толпа отшатывается от вспышки молнии.
Он повернулся, столкнувшись лицом к лицу с сэром Борсом. Тот дрожал и являл собой картину воплощенного ужаса.
– Мерзость! – выкрикнул сэр Борс и вылил содержимое золотой фляжки на голову Мордиона.
Мордиона немедленно опутала прочная сеть боли. Сеть росла и росла, и он рос вместе с ней, корчась, разбухая, извиваясь, вздымаясь, свертываясь, скребя, царапая – пойманный, не в силах освободиться. Он смутно слышал, как сэр Борс кричит:
– Смотрите! Ваш тайный враг разоблачен! Вот мерзость, убившая доброго сэра Четра!
Пока не отключился, охваченный
Толпа шарахнулась назад от громадного блестящего черного дракона, который вздымался и катался, вырывал когтями полосы дерна, выплевывал бешеный огонь, вскипятивший озеро до того, что от него пошел пар, пока наконец не лег неподвижно на краю озера.
Моргана Ла Трей наблюдала, как люди бегут мимо нее в замок, спасая свои жизни.
– Не понимаю, - пробормотала она самой себе. – Он умер?
– Нет, - ответил красивый голос Баннуса ей на ухо. – Ты должна была заставить его выпить яд.
В этот момент черный дракон очнулся и пополз вверх по склону к воротам замка. Амбитас неистово закричал своим носильщикам, которые бегом внесли его обратно. Моргана Ла Трей вошла с ними, но остановилась, чтобы посмотреть, как остальные вокруг и позади них толпами втекают внутрь. Одной из последних оказалась Вайеррэн, плачущая и истерически отбивающаяся, так что новый юный оруженосец в синем был вынужден практически нести ее.
– Ну хоть что-то, - удовлетворенно произнесла Ла Трей.
Ворота в дикой спешке захлопнулись позади нее – буквально в нескольких дюймах перед пустыми широко распахнутыми глазами дракона.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
– 1-
Наступила ночь. Охватившая Мордиона сеть боли медленно пульсировала вспышками света во тьме, пока все его громадное тело не превратилось в паутину холодных искр, растянутых по половине ночного неба. Каждое пятнышко огня пронзало точно алмазный нож – острый как мороз и едкий как кислота. У него было только два варианта: скользить от одной огненной точки к другой и позволять каждому алмазу пронзать его до самой души, или оставаться неподвижным и переносить ослепляющую боль всех воспоминаний, вернувшихся разом. Избежать воспоминаний было невозможно. Они находились здесь и существовали, неумолимые и вечные, как звезды.