Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России
Шрифт:
Официальная и личные версии несчастья различаются и аксиологически — ближний круг склонен к эмоциональной оценке ситуации, оправданию пострадавшего и в целом к переносу ответственности за случившееся за пределы «своего», а общественное мнение, более отстраненное и холодное (возможно, поэтому и более объективное), нередко винит в случившемся саму жертву. Показательный пример приводят Н. В. Дранникова и Ю. А. Новиков. Они сравнивают несколько версий случившегося не так давно в одной из деревень Архангельской области пожара — сгорел дом, пользовавшийся дурной славой. «Стержневой мотив, — пишут авторы, — в разных вариантах оставался неизменным — „несчастливое" бревно, ставшее причиной гибели всех мужчин, живших в этом доме. Одна из исполнительниц уточнила, что это бревно было вытесано из какого-то дерева, которое нельзя использовать при строительстве. Другая связала произошедшее с вредоносными действиями лешего: „Одно бревно было витое, как бы леший его вил“. Третья рассказчица выдвинула иную версию — дом оказался несчастливым для хозяев, поскольку с их согласия заезжий знахарь лечил тяжело больную девушку. Ее нужно было „протянуть через матницу“ строящейся избы; но целитель предупредил, что это может обернуться бедой для хозяина. Любопытно, что самый невыразительный рассказ записан от женщины, выросшей в этом доме. Она лишь подтвердила, что в обеих семьях „не жили мужчины, умирали“, и связала это с чьим-то колдовством» [Дранникова, Новиков, 2003:36]. Итак, колдовство как причина несчастий упоминается лишь в версии выходца из злополучного дома.
38
О схожей ситуации писал и Эванс-Причард: «Когда умирает пожилой человек, посторонние люди говорят, что он умер от старости, однако они не произнесут этого в присутствии его родственников, утверждающих, что в смерти повинен колдун <…> Во всех случаях, когда человек пострадал от несчастья, он склонен обвинять в этом колдовство, но другие могут так не думать. В стране азанде человек очень редко берет на себя ответственность за случившееся и всегда готов возложить вину на колдовство. Часто случается, что человек говорит о несчастье: „Это колдовство", не признавая тем самым свою собственную глупость. Однако окружающие видят в ней подлинную причину» [Эванс-Причард 1994: 71].
Здесь мы сталкиваемся с существенной чертой колдовского дискурса: основная роль в его создании и поддержании принадлежит интерпретатору несчастливых событий (жертве или тому, кто выступает от ее имени). В быличках о колдовстве, которые можно записать в любой деревне, повествование обычно ведется от лица пострадавших. Те, кого считают знаткими, иногда охотно принимают эту роль и связанные с ней неудобства и выгоды (о которых речь пойдет в следующей главе) и не прочь поведать окружающим, в том числе исследователю, о своем ремесле и достижениях [Харитонова 1995; Жаворонок 2002; Королева 2004 и др.] [39] , однако роль этих рассказов в формировании колдовского дискурса не столь велика [40] . Одна из информанток утверждала:
39
Впрочем, особо подчеркивая, что они знают только на хорошее, худых слов не взяли [Жаворонок 2002:270], ср. [Королева 2004:90; Фишман 1994b: 24].
40
По моим полевым данным, есть лишь один мотив быличек на эту тему: «Пьяный колдун бахвалится своим умением», этот же мотив отмечают и другие исследователи [Лурье, Разумова 2002: 50], однако в указателях мифологической прозы он не встречается.
Это очень скрытно, очень тайно. Если ты скажешь, что ты колдунья, на все село — то ты уже не колдунья будешь. Это надо все равно все в секрете держать [41] .
Другая женщина сказала:
Они учатся — не сказывают, передают — тоже не сказывают [42] .
О том, что колдовской дискурс формируют в первую очередь жертвы, говорит и повышенное внимание в рассказах к теме магического ущерба — способам и видам порчи. Наибольшие локальные различия обнаруживаются именно в этой сфере. Так, для Верхокамья характерна вера в пошибку [43] , на Вятке распространены представления о других видах порчи — киле (опухоли, нарыве), хомуте (невидимой тяжести на шее и плечах). В Московской и Калужской областях говорят просто о порче [44] . Целый ряд локальных терминов обозначает возможность причинить магический вред взглядом, словом, мыслью (сглаз, призор, прикос, урок, озёв, одумка).
41
М. В. Ж. ж. 1963 г. р. Кезс. Полевой дневник. 2004. С. 14.
42
В. И. В. ж. 1938 г. р. Кезс. В-2004 № А5.5.
43
Пошибка или икота — одержимость нечистым духом и сам этот дух, которого колдун якобы сажает в человека; пошибка внутри человека причиняет боли разного характера, иногда даже говорит. Представления об этом виде колдовской порчи и сейчас широко распространены на Русском Севере, Урале (термин «пошибка» встречается только там [СРНГ 1997: 32]) и в некоторых районах Сибири.
44
Доминирование родового понятия порча говорит, на мой взгляд, о редукции колдовского дискурса в этом регионе.
Итак, пространство колдовства создают с помощью слухов и толков, страхов и подозрений, формул-оберегов и кукишей в кармане его «реальные» и потенциальные жертвы [45] . Следующий пример хорошо это демонстрирует.
Климентий Леонтьевич родился в 1923 г. на хуторе неподалеку от небольшой пермской деревни А., воспитывался в старообрядческой семье — дед и дядя были духовниками деминского собора. Воевал в воздушно-десантных войсках, после войны осел было на Дальнем Востоке, но потом решил вернуться на родину:
45
К такому же выводу пришел Робин Бриггс: «Ведьма — это всегда кто-то другой, но вера в колдовство — в нас самих» [Briggs 1996а: 411]. Жанна Фавре-Саада выделяла не две, а три роли в этом дискурсивном пространстве — колдун, жертва и диагност/лекарь, однако для нас важно, что третий участник — представитель жертвы и, более того, эту позицию часто занимает сама жертва. И Фавре-Саада отмечала, что подозрения в колдовстве появляются у пострадавших обычно до того, как их утвердит магический специалист [Favret-Saada 1980: 69].
46
К. Л. И. м. 1923 г. р. Вер., зап. И. Бойко, О. Христофорова, Е. Ягодкина. В-2000и № 9.1.
С одной стороны, каюсь, дак счас прожил… Ну, там хорошо больно было во Владивостоке жить, в Уссурийске, я в Уссурийске жил… Охота было на родине. Мать одна осталась.
Вскоре после возвращения Климентий Леонтьевич женился и поселился в деревне А. — шло укрупнение деревень, и хутора сселили. Работал в колхозе бригадиром, а еще клал печи, как и отец. Жена умерла в 1985 г., и с тех пор до своей смерти в 2001 г. он жил в маленькой избушке вдвоем с сыном-инвалидом.
Обычная биография, если бы не одно обстоятельство — в округе Климентий Леонтьевич слыл сильным портуном. О нем ходило и ходит до сих пор множество историй — не только в окрестностях А., но и в соседнем районе. Пока он был жив, записать эти истории было сложно — люди не хотели рассказывать о нем заезжим исследователям, боясь, что это станет ему известно. Например:
Соб.: Может, вы нам поможете, а то никто не говорит, по-моему, все боятся. Мы вчера были в А. у Климентия Леонтьевича, и говорили нам люди, что он вроде как знаткой. Но никто не может сказать — да или нет. Я понять не могу, то ли его боятся, не любят, то ли он действительно что-то знает.
Ой, не знаю, ой, ничё не скажу. Я тоже слыхала, но не знаю. Я думаю, это ложь.
Соб.: А почему?
А вот потому.
Соб.: Что, непохоже, да?
Ну. А чё, он раньше работал… я забыла, бригадиром, что ли, кем-то он работал… я работала в кадрах, потом кассиром работала тут, все время, я никогда не думала на него, что что-то, допустим, от него можно ожидать такого плохого. А люди-то болтают.
Соб.: А говорят, он сам как выпьет, так начинает хвастаться, поэтому болтают.
Не знаю. Там, может, деревенские… Хвастатся, дак надо… хвастатся — дак надо чё-то сказать ведь где-то чё-то.
Соб.: Думаете, что хвастает на пустом?
Ну да, конечно, конечно. Есть которые знают, где, что. Как это говорят люди: хвастовством города берут (смеется). А так же и тут — вот чё-нибудь где-нибудь сболтнул, а потом и говорят люди-то [47] .
47
Ф. С. И. ж. 1918 г. р. Вер., зап. И. Бойко, О. Христофорова. В-2000и № 9.5.
Соб.: В А. живет Климентий Леонтьевич, про него ходят такие разговоры, будто он колдун. А мы с ним разговаривали, так и ничего.
Ну, дак ить… как сказать-то… говорят, колдун… На кого-то, может быть, колдун, а не на всех же. Ежели… если, примерно, колдун, вот как сказать… кто ему чё-нибудь назлит, кому-то, правда, тому может чё-то сделать, а на такого человека зачем будет? [48]
Эти тексты хорошо иллюстрируют осторожность жителей А. и окрестных деревень при разговоре о Климентии Леонтьевиче. Не боялись открыто признавать за ним способности портуна лишь те, кто уже испорчен (как они полагают, именно им), или те, кто в своих рассуждениях ссылался на чье-то авторитетное мнение. Например:
48
И. С. ж. ок. 65 лет. Вер. В-2000и № 9.4.
Соб.: А вы не подозреваете, кто вам посадил пошибку?
А не знаю.
Соб.: Даже никогда не думали, кто бы это мог быть?
У нас специалист тут в деревне есть вот сейчас.
Соб.: А как его зовут?
Климентий Леонтьевич. Слышали про его?
Соб.: Вы думаете, это он был?
Это он [49] .
Соб.: А нам про него говорили в С., что он знаткой.
А не знаю, не знаю.
Соб.: Прасковья Максимовна М., знаете ее?
Знаю.
Соб.: Она говорила, вроде как ей здесь пошибку напустили, вроде как он.
Может быть… А мене вот кто-то тоже вот напустил, я тожо вот сейчас мучаюсь с ей, с етой пошибкой. Ничё не знаю…
Соб.: А кто напустил-то?
Кто знат, не знаю, кто <…> Вы были у его [Климентия Леонтьевича]?
Соб.: Ну.
Чего он, чё-то вам рассказывал?
Соб.: Рассказывал.
А чё рассказывал?
Соб.: Про пошибки рассказывал.
А чё про по… ну, почё он пушч… ну, почё он, говорит он чё?
Соб.: Да он немножко сказал, говорит, ничё не знает, так слышал, что вот почти у всех есть.
У всех? А почё садишь, мол? Он ведь садит!
Соб.: Так он не признается.
Не признается?
Соб.: Говорит, что сейчас колдунов вообще нету.
Нету? А…
Соб.: А почему вы думаете, что он колдун?
Потому что он сам сознается! Сознается, чё.
Соб.: А как это, сознается?
Ну, сознается… то, что я мол… вот я кого, вот в кого пусти… пошиба… ну, посыла… по… по… это, испортил.
Соб.: Посадил?
Посадил, ага.
Соб.: И про кого он так хвастался?
Пьяный когда напьется дак. А не пьяный, дак не сознается [50] .
49
П. М. М. ж. 1921 г. р. Вер. В-2000и № 6.3.
50
З. А. М. ж. 1924 г. р. Вер., зап. И. Бойко, О. Христофорова, Е. Ягодкина. В-2000и № 9.2.
У нас Чижовкина, экстрасенс, приезжала сюда, проводила сеанс <…> И потом вот она сказала: Климентий Леонтьевич, он сейчас живет в А. <…> так что вот он-то вот… обладает, портить-то что…
Соб.: Он был на сеансе?
Да, он был тут. Он уже вышел… да, вроде он вышел, она без его это сказала. Как она узнала, не знаю.
Соб.: А вы за ним такое не замечали?
За ним-то? Нет, а чё, он живет не в нашей деревне [51] .
Характерно желание одной из информанток узнать что-нибудь о Климентии Леонтьевиче от исследователей — это, как и рассказ об экстрасенсе, говорит о том, что ситуация была открыта для дальнейших интерпретаций. Тем не менее при жизни Климентия Леонтьевича нам удалось записать лишь один сюжетный текст о нем, правда, рассказчица не назвала его имени:
51
А. М. Ж. ж. 1936 г. р. Вер. В-1999 № 4.1.
Соб.: А вот Катерина Яковлевна нам тоже жаловалась, что ее пошибка мучает, как душит вроде.
Да, да, у ней была <…> Катерина-то сказывала, что у ней боль есть, пошибка есть. Ей, говорит, посадил мужик в А. Он, говорит, был бригадиром. Послал меня за мешками, на склад ли, куда ли, к кому-то ли он послал, где-то были мешки… Вот, сходила, говорит, за мешками… или она принесла их, или только пошла, дак тогда попала она ей. Услышала, говорит, даже. Потом, говорит, она (пошибка. — О. X.) сказала мне, что вот кто меня посадил. Ну, у него парень лежит, вот уж тридцать ему три года, что ли… Ему обратно сделали, и вот, с калекой возится.
Соб.: То есть кто-то ответил?
Да. Кто-то ему подзолил. Как он сделал плохо, так и ему сделали плохо, чтоб он больше не делал. Вот. На ребенка вот на своего палося [52] .
52
В. Ф. Н. ж. 1922 г. р. Вер., зап. И. Куликова, О. Христофорова. В-1999 № 3.1.