Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России
Шрифт:
Полагают, что таким способом можно наверняка узнать, действительно ли подозрительный человек — колдун. Эта проверка оказывалась иногда решающей для репутации человека. Так, про мужа одной информантки ходили в селе слухи, что он может колдовать.
Дак они его сколько испытывали, сколько испытывали! <…> Чё, не знаю, каку-то молитву читал, да иголки втыкал, да чё дак — а этот чё, в двери идет, никаки иголки он не понимат, ничё. Он ничё не чувствует.
Тогда вынесли окончательный вердикт:
Нет, он у вас ничего не знает [92] .
Другая женщина говорила:
Если там воткнутое — ножницы или ножик ли вот, хоть сломанный <…> с Исусовой молитвой воткни — ни один колдун не пройдет <…> Я пока не испытаю — я не верю в человека! Пока я его не испытаю, на себе не узнаю! [93]
Наконец, последнее обстоятельство, влияющее на репутацию предполагаемого колдуна, это верификация post mortem: долгое, мучительное умирание, особенно сопровождающееся непогодой, а также отказ умирающего от покаяния оказываются для окружающих признаком того, что человек знал. Например:
92
Е. Н. С. ж. 1928 г. р. Кезс. В-2005 № А3.6.
93
В. И. С. ж. 1932 г. р. Кезс., зап. И. Бойко, И. Куликова, О. Христофорова. В-2000и № 13.2.
Зюкайский-то колдун [умирал] — в Зюкайке такая непогода была, тополя аж до земли, верхушки ходуном ходили, на домах на многих даже крыши сдернуло [94] .
По указателю Зиновьева, это сюжеты ГI 17 «Трудная смерть ведьмы» и ГII 17 «Трудная смерть колдуна» [Зиновьев 1987: 315, 318]. Объясняют такую смерть тем, что бесы, находившиеся у колдуна на службе, не дают его душе покинуть тело. Считается, что поэтому знаткой перед смертью должен передать свои знания/помощников кому-то другому:
94
М. М. Ф. ж. 1953 г. р. Сив. В-2000 м № 1.1.
Н. И. С.: Вот Гавшин Савелий есть, он всегда говорит — он в Перми учился, ездил, и к нему на вокзале старушка подходит, какая-то древняя-древняя, подходит к нему: «Сынок, дай я тебе передам…» Ну, вот то, чем она обладает…
С. В. С.: Свое. Перед смертью.
Н. И. С.: «Вот я, — говорит, — умереть не могу».
С. В. С.: Они должны передать обязательно, они так спокойно умереть не могут. Они должны свое дело передать. Кому-то.
Соб.: И что он?
Н. И. С.: Испугался, убежал, говорит, с вокзала. Молодой парнишка был.
С. В. С.: Они не могут умереть. Очень мучаются. Они должны передать свое дело.
Н. И. С.: А сейчас, говорит, интересно, надо было согласиться [95] .
95
Н. И. С. м. 1965 г. р., С. В. С. ж. 1963 г. р. Кезс., зап. И. Бойко, И. Куликова, М. Лебедь, О. Христофорова. В-2000и № 12.1. Любопытно современное осмысление колдовства — оно описывается не как сила или обладание сверхъестественными помощниками, а как дело, напоминающее то ли чиновничью службу, то ли своеобразную миссию. Ср.: Пока свои дела не сдаст, работу кому-то не передаст, кого-то не научит, он долго-долго не может, не знаю, сколько не может умереть <…> Да хоть кого, ему лишь бы главное сдать всё это, он не может умереть с этим делом (М. И. П. ж. 1936 г. р. Вер., зап. А. Рафаева, О. Христофорова. В-2002 № А5.4). Другая информантка вспоминала, как в молодости перед отъездом в город ходила по просьбе матери попрощаться к дальнему родственнику, слывшему колдуном, и как тот сказал ей на прощание: Наше дело будет жить (У. В. С. ж. 1924 г. р. Сив. Полевой дневник. 2005. Ч. I. С. 13).
Если человек не смог или не успел передать, близкие опасаются прикасаться к умирающему и брать что-либо из его рук — как бы не отдал бесов, — однако они могут помочь ему, открыв печную трубу или даже сняв князек с крыши дома. Например:
Дак это вылазят на крышу, и там этот, называется князёк, его пошевелят, и вот человек умрёт. А то он мучается, умереть не может. Если он знающий [96] .
Обстоятельства смерти Климентия Леонтьевича не соответствовали фольклорному мотиву «Трудная смерть колдуна», тем не менее для окружающих они, как ни странно, стали очередным подтверждением его репутации:
96
М. И. П. ж. 1936 г. р. Вер., зап. А. Рафаева, О. Христофорова. В-2002 № А5.4. Этот широко распространенный на восточнославянской территории мотив быличек на моих глазах послужил основанием для оформления колдовского реноме. В 2003 г. в одном из верхокамских сел умерла пожилая женщина М. С. М., ведшая вполне благочестивую жизнь. После того как из дома вышли духовница и другие члены собора, приходившие исправлять (исповедовать) умирающую, крыша дома вдруг обвалилась. После этого окружающие стали уверенно говорить, что М. С. М. знала, и приводить в подтверждение тот факт, что мать М. С. М. заговаривала грыжу с помощью громовой стрелы и передала это умение дочери — та лечила грыжу у детей и портила, видно. Однако конкретных примеров порчи никто привести не мог, так что самым главным фактом оставалась упавшая крыша (Ф. С. И. ж. 1918 г. р. Вер. В-2003 № А5.2; А. А. Л. ж. 1942 г. р. Вер. В-2003 № А5.3; А. М. Ж. ж. 1936 г. р. Вер. В-2003 № А5.4. Полевой дневник. 2003. С. 180, 182, 185).
Соб.: А вот, говорят, Климентий Леонтьевич был колдуном?
А вот он так и умер — упал у колодца, и всё [97] .
Итак, обстоятельства смерти человека оказываются завершающим штрихом к репутации и определяют его место в коллективной памяти [98] , а рассуждения о том, кому покойный колдун передал свои знания, в свою очередь влияют на реноме живых и позволяют объяснить события их жизни. Так, после смерти известного в селе К. колдуна Евдокима Софроновича люди обращались за помощью к его вдове:
97
О. А. Л. ж. 1942 г. р. Вер. В-2003 № А5.3. Впрочем, это суждение нельзя считать уникальным — в другом селе мне говорили: Они скоропостижно, колдуны-те, умирают (О. А. Б. ж. 1926 г. р. Кезс. В-2005 № А5.5). Возможно, этот мотив появился под влиянием книжной традиции. Так, мне встретилось упоминание (правда, единичное) о так называемой книге о скоропостижной смерти — по словам информантки, в ней речь шла о том, как некий царь не смог откупиться золотом от внезапной пришедшей смерти (А. А. Л. ж. 1942 г. р. Вер. ААЛ. ПВ-1997. Дневник И. С. Куликовой. Ч. 2. С. 61). Вероятно, имелась в виду евангельская притча о богатом и убогом Лазаре (Лк. 16:19–26), известная верхокамским старообрядцам и по Священному Писанию, и по сочинениям Иоанна Златоуста, и в виде духовного стиха. Возможно также, речь идет о какой-либо современной брошюре (в этом убеждает судьба несохранившейся книги — дети растрепали), впрочем восходящей, видимо, к тому же кругу текстов и, шире, к той же топике, объединяющей книжную и устную традицию. В соответствии с ней скоропостижная смерть воспринимается как крайнее следствие Божьего гнева, не оставляющего закоренелому грешнику (каковым и считается колдун) времени на покаяние и исправление. Ср.: Смерть идет, за плечами пестерь несет — в нем скоберки да ножи. Хорошего человека обыкновенно постепенно подрезат (А. И. С. ж. 1920 г. р. Вер. ААЛ. ПВ-1997. Дневник И. С. Куликовой. Ч. 2. С. 55).
С другой стороны, тяжелая смерть и сопровождающие ее необычные обстоятельства необязательно говорят о том, что человек был колдуном. Так, про одну пожилую женщину, мучительно умиравшую, говорили, что ее зять сделал (М. А. С. ж. 1912 г. р. Кезс. В-2005 № А4.2). Другая, имевшая пошибку, просила перед смертью открыть трубу и всем выйти из дома — это обычные обереги в случае смерти колдуна (С. В. С. ж. 1963 г. р. Кезс., зап. И. Бойко, И. Куликова, М. Лебедь, О. Христофорова. В-2000и № 12.1). В целом, позиции колдуна и жертвы часто обнаруживают поразительные параллели. Дело здесь в том, что с точки зрения нормы (социальной, психо- и физиологической) и тот и другая находятся (или помещаются обществом) «за гранью». Этот тезис может быть уточнен по-разному, в данном случае выберем язык психоанализа. Испорченный — что наиболее явно в случае одержимости — уже не вполне человек; он, так же как и колдун, имеет бесов, однако получил их иначе и на иных, так сказать, основаниях. Правильнее было бы сказать, что не они ему, а он им принадлежит, хотя в некоторых случаях это суждение справедливо и для колдуна: последний также может восприниматься как сосуд, в котором скрывается бес (в частности, такое восприятие мотивировало и оправдывало пытки в период «охоты на ведьм», см. [Гуревич 1987: 39–40]). Человеческая природа и колдуна, и жертвы страдает от союза с нечистой силой, разница лишь в том, добровольно или нет она вступила в этот союз. Эта разница, принципиальная для определения статуса героя рассказа, часто оказывается нерелевантной при описании его состояния и поведения, чем и объясняется сходство мотивов быличек о колдунах и их жертвах.
98
Есть также и «посмертные» мифологические сюжеты: Г1 18 «Ведьма после смерти встает из могилы: ночью приходит в свой дом, выполняет работу по дому, когда в могилу вбивают осиновый кол, перестает ходить» и Г1 18а «Похороны ведьмы: ведьма вылетает из гроба (в образе змеи), раздается гром, стук; падает (взрывается) крышка гроба» [Зиновьев 1987: 315]. Подобные сюжеты в Верхокамье мне не встретились, хотя рассказы о ходячих покойниках бытуют (по Зиновьеву, это отдельный класс персонажей, им посвящены сюжеты группы Г III). Мифологические рассказы дают основания утверждать, что явление покойника не может быть единственной причиной подозрений, что он при жизни был колдуном.
Думали, мне передал. Не нужен мне этот грех! Я грешна и так, больно мне нужно.
Она всех отсылала прочь:
Ничего у меня не осталось, я не касалась этого, ничё я от его не приняла. Даже вы не думайте и вперед никому ничего не говорите.
Однако ее все же интересовало, кто унаследовал колдовские знания мужа, так как сама в свое время его уговаривала:
«Отдай слова-те!» И, видно, Оське-колхознику сдал,
но не всё — Оська пришел как-то уже после смерти колдуна, сказал:
«Ведь он мне велел придти дак, я не пришел дак». Тут я маленько догаднулась.
Оська по свадьбам ездил, приговорщиком был. Лет через двенадцать после того повесился:
Не доучился, не все слова принял, вот черти загнали в веревку-ту [99] .
В то же время соседи до сих пор говорят про вдову колдуна:
Знат она тоже. Евдоким-от и передал ей, наверно, чё. Говорили, что она лечит, баню топит, кто придет дак. Где-то чё-то разговор-то идет [100] .
99
Е. А. Г. ж. 1933 г. р. Кезс. В-2004 № А4.1, В-2005 № А5.4. Полевой дневник. 2004. С. 19. 2005. Ч. II. С. 57.
100
М. И. С. ж. 1937 г. р. Кезс. В-2004 № А4.3. Того же мнения придерживались и другие информанты: М. И. П. ж. 1937 г. р. Кезс. В-2005 № А 4.7.
Духовница местного собора в этом видит причину того, что вдова колдуна, уже пожилая женщина, не идет к старикам молиться:
Да-да, он знаткой, знаткой. И он так и умер — исповедоваться даже он не стал. А жена ведь у него вовсе такая — грамотная, у ней мать тоже духовницей была… Дак вот она не идет. Может, он ей передал. Он ведь должен… это всё, говорят, в землю не ложат, кому-то он должен передать. Вот она это и не идет [101] .
101
П. Л. В. ж. 1925 г. р. Кезс. В-2005 № А4.3.
Роль репутации в деревенском коммуникативном пространстве настолько велика, что она сама по себе, вне связи с несчастьем и даже конфликтом, может быть пусковым механизмом для включения ситуации в колдовской дискурс, ср.:
Вчера приходил один человек. Пришел, взял что надо и пошел. Я выхожу за ним из двери, он мне что-то тут это, в дверях, что-то делает. Я понять не умею, но я знаю, что он колдун. Я говорю: «Чего ты делаешь?» А он взял и побежал совсем не в ту сторону. Испугался, с испугу-то. Вот. Такие вот люди бывают. Им надо вредить, они, говорят, колдуны, они без этого жить не могут [102] .
102
Е. Ф. Б. ж. 1969 г. р. Вер., зап. В. Костырко, А. Рафаева, О. Христофорова. В-2002 № В4.2.