Колечко
Шрифт:
Потом они втроем сидели на лавочке во дворе, смотря, как суетятся пожарные. Нина и Витя курили одну сигарету на двоих, передавая ее друг другу. Наташа, съежившись, молчала. Для большинства фирм, снимающих многоэтажку, день был выходным, и офисы пустовали. Только с первого этажа выскочили аптекари и продавцы цветочного магазина. Приехали полицейские, примчался не добравшийся до ресторана шеф. Пыхтя, сопя и напоминая разгневанного дракона, заявил, что с техникой безопасности у него все было в порядке, но когда выяснилось, что во взорвавшемся офисе хранились краски и лаки, сдулся, как воздушный шарик. Витя, за которого взялись первым, разводил руками. Грохнуло,
Наташа плохо понимала, о чем ее спрашивают вежливые, но очень настойчивые люди в форме. Да, она выбежала с балкончика перед взрывом. За сколько? Сразу. Секунды за три-четыре. Что она там делала? Сидела с ноутбуком. Нет, не курила. Она вообще не курит — и Витя с Нинкой закивали: не курит, совсем. Нет, больше там никого не было. Почему с ноутбуком там, а не в офисе? Наташа замялась. Объяснять про фотографию не было ни сил, ни желания, да и как? Все остальное выглядело глупо…
— Да почту она смотрела, — рявкнула пришедшая в себя Нинка, подвигаясь ближе и обнимая дрожащую Наташу за плечи. — Роман у нее, тихарилась. Пряталась ото всех. Вот и бегала смотреть почту туда, чтоб я нос не сунула! Что тут непонятного?
Людям в форме было понятно. Уверившись, что Наташа рядом с красками и лаками не курила, они сразу потеряли к ней интерес, заставив расписаться в бумаге, которую она даже читать не стала, зато внимательно прочел шеф. Он был теперь особенно вежлив и внимателен, спросил, как Наташенька себя чувствует и не нужен ли ей врач… Наташа смотрела благодарно и непонимающе, пока Нинка снова не взяла все в свои руки, заявив, что врач пока не нужен, а нужно им с Наташей по домам, и она, так уж и быть, доставит Жданову домой сама.
Засунув Наташу в мгновенно вызванное шефом такси, она и впрямь довезла ее домой, напоила выпрошенной у ахающей Марьи Антоновны валерьянкой, уложила в постель и велела не вылезать, на работу завтра не ходить, ждать ее звонка.
— Дракон нам теперь очень крупно должен, Натусик, — объяснила она, мечтательно улыбаясь. — Если б ты с того балкончика не выскочила и меня не утащила… Может, Витюня бы выбежать успел разве что. Так что, с Дракона компенсация… И с меня магарыч, Натусик. Ты чего выскочила-то, кстати? Ладно, потом. Отдыхай, новорожденная…
Когда за Нинкой захлопнулась дверь, Наташа закуталась в плед и тихонько заплакала, сидя в углу дивана. Осознание приходило медленно-медленно, накатывая запоздалым ужасом. Она была на балкончике, с ноутбуком. А могла бы просто выйти с чашкой кофе, как выходила сто раз до этого, как и собиралась, если б только не фотография. Фотография странной компании, которая спасла ей жизнь. И ей, и Нинке…
Еле слышно поскуливая, она завалилась набок, уткнулась лицом в подушку. Страх перед тем, что на фото, отодвинулся куда-то вдаль, почти исчез, сменившись реальным ужасом: тяжелая лапа взрыва, толкающая в спину, запах гари, рвущиеся вслед языки пламени… Если бы она не выскочила… Если бы не услышала и не поверила! Сразу, не раздумывая над происходящим! «Не думай, слышишь? Не надо думать — надо поверить. Просто поверить себе…» — прозвучало так явно, будто Анжелика стоит рядом и так же, как тогда, гладит ее по голове. Она поверила себе. Нет, своей фотографии. Потому что знакомый голос — оказался ее собственным. Это было глупо — и Наташа хихикнула. Разговаривать с фотографией! Она засмеялась в голос и смеялась долго, пока не начала всхлипывать. А потом уснула. День прошел, а она спала,
В соседнюю квартиру длинно позвонили. Открыв дверь, Марья Антоновна хмыкнула, глядя на стоящую за ней женщину:
— Ну, здравствуй, Анжела.
— Анжелика, — сухо поправила та.
— Как скажешь, милая, — кротко поправила та. — Не сердись на старуху. Сама видишь: дряхлая я, имена путаю…
— Скоро и свое забудешь, — ядовито подхватила Анжелика, проходя в квартиру и, за хозяйкой, на кухню.
Поставив на стол коробку с тортом, опустилась на табурет, с любопытством оглядев самую обычную кухню небогатой пенсионерки.
— Что ж ты с покупным-то, Анжелочка, — покачала головой Марья Антоновна. — Неужто так и не научилась за столько-то лет?
— Сама говорила, что у меня руки не оттуда растут, — буркнула Анжелика, опуская глаза.
— Говорила. Так не подарок-то дорог, а внимание. Хоть бы и кривыми испекла, я бы и горелой корочке из твоих рук порадовалась.
— Хорошо, в следующий раз испеку, — пообещала Анжелика. — А этот забрать, что ли?
— Да куда уж забирать, раз принесла. Сейчас чай пить будем. Чай у меня нынче хорош… С травками… Самое здоровье от них!
Анжелика вздрогнула. Внимательно принюхалась к поданной жидкости, с обреченным видом пригубила.
— Да ты пей, милая, не бойся, — улыбнулась Марья Антоновна, нарезая творожный торт. — Тортика вот съешь. Творожный, мой любимый. Вижу — помнишь. Спасибо, угодила. Пей, говорю. Сроду гостей не травила, да уж поздно начинать.
— Шуточки у тебя, — буркнула Анжелика, отпив и прикрыв глаза от удовольствия. — Зачем девчонку прислала? Да еще в такое время. А если бы Вадим ее первым не увидел да ко мне не привел?
— Так увидел же, — улыбнулась Марья Антоновна. — И привел. Хоть какая-то польза от твоего Вадима случилась, кроме постельной.
— Тебе смешно, а мне забота.
Покатав глоток чая на языке, Анжелика склонила голову набок.
— Багульник, что ли?
— Самая малость, — кивнула Марья Антоновна. — Люблю его. По молодости всерьез баловалась, а сейчас так, в чай по капельке. Что ж у тебя за такая забота с моей девочкой? Ты ведь ей судьбу-то поменяла. Да ловко так, я и не поняла сразу.
— Не поменяла, а выбор дала. Я не ты, не доросла еще знаки смерти стирать. А у нее такой был… на пол-лица. Я даже подумала… — Анжелика запнулась.
— Решила, небось, что я девочку нарочно к вам прислала, раз ей срок вышел? — покачала головой Марья Антоновна. — Хорошо же ты о старухе думаешь.
— Прости дуру, — вздохнула Анжелика. — А зачем тогда? Дара у нее нет, в ученицы не годится. И кровь в ней не твоя. Или попросил кто?
— Некому за нее просить, — грустно улыбнулась Марья Антоновна. — Сирота девочка, одна живет. На личико неказистая, огонька в ней нет, вот и мужика найти не может. А девочка хорошая: уважительная, скромная, живет чисто…