Колесница Джагарнаута
Шрифт:
– Профессор!
– возглас этот вырвался из груди Мансурова. Ошеломленный, он узнал во всаднике Николая Николаевича, хана Гардамлы. И мгновенно промелькнул в памяти калейдоскоп картин: парты, аудитория, внимательные лица студентов и студенток. За кафедрой в обшарпанном чесучовом пиджаке-балахоне толстяк в пенсне говорит ровно, красиво. Профессор Восточного института Николай Николаевич читает увлекательнейшую лекцию по этнографии туркмен, говорит осуждающе о кровной мести... Все слушают, записывают.
Какое преображение! К шее коня склоняется загорелое, гримасничающее лицо ликующего дикаря, упивающегося местью, обагрившего свои пухлые, с ямочками и перевязочками ручки кровью врага.
– Месть! Я отомстил, Алеша!
– вырывается победный вопль. И всадник в красном облаке песка скачет уже через парк к воротам.
Шатаясь, словно пьяный, хозяин Баге Багу, зелено-бледный, стонущий плетется вниз, шаркая золотошвейными постолами по мраморным ступеням лестницы к валяющейся на красном песке голове. Он боится наклониться и поднять ее. Руки у него дрожат. Он онемел от ужаса и отвращения.
Немцы прыгают через мраморную балюстраду и бегут к лежащей на земле голове. От нее падает круглая, как от футбольного мяча, тень.
Чуть побледневшая, сверху смотрит на голову стальными, почти равнодушными глазами леди Сахиб Джелял. Платочек с кружевными краешками судорожно прижат к губам. О, это любопытство женщины! Она не удержалась, чтобы не посмотреть. И она не могла не удержаться:
– Разве мы, женщины, бываем не правы! Раз творец дал нам когти, почему же не дать им работу? Слабая женщина начала, сильные мужчины продолжают. Поднимите ее с земли...
– Недостойно человеческой голове лежать в прахе и соре!
– поддержал жену Сахиб Джелял.
– Итак, еще один Наполеон закончил свой поход, - проговорил Мансуров.
– Всю жизнь он ловил людей в сети смерти, а смерть изловила его...
Голос прозвучал совсем рядом с Алексеем Ивановичем. Говорила, откинув искабэ, Шагаретт, и вдохновенность ее лица поразила на мгновение всех. У Гвендолен невольно вырвалось:
– Прекраснее девы рая, обольстительнее летней ночи!
– Уйдем отсюда, Алеша, - шепнула Шагаретт.
– Кто эта белобрысая женщина? Почему она так смотрит на тебя?
– И она увлекла Алексея за собой.
Они прошли мимо неистовствовавшего Али Алескера. Он бегал, кланяясь и визжа, перед мрачными, ошеломленными немецкими офицерами. На взмокшем от пота лице его читались страх, хитрость, распутство, лукавство. Он лебезил, молил, просил. Он доказывал, что и он сам, и Баге Багу тут ни при чем:
– Ворона в своем гнезде не пакостит. Шейх своей рукой бороду не поджигает.
Голова генерала фон Клюгге примирила, правда на короткое время, враждующие стороны в имении Баге Багу. Аббаса Кули вместе с добровольно вызвавшимся полковником Крейзе откомандировали найти тело оберштандартенфюрера. Остальные фашисты торжественно и мрачно отнесли голову в конференц-зал приготовить все к похоронам. Сахиб Джелял вместе с Гвендолен отправились с визитом к Мансурову в его флигель.
Они застали в комнате одну Шагаретт, метавшуюся взад и вперед.
– Где ваш муж?
– спросил Сахиб Джелял.
– Он пошел искать этого слизняка Али Алескера, выковырнуть из него душу, - ответила Шагаретт.
– Что он имел в виду, наш хитроумный Алексей-ага?
– Алеша сказал, что у Али Алескера есть радио, что он будет не он, если не заставит его показать, где оно. Иначе...
– Иначе?..
– Иначе Алеша пристукнет его. Он так и сказал - "пристукну". Алеша думает, что с ним целый эскадрон красноармейцев. Какое несчастье! Они его там убьют! Али Алескер и немцы. О Хусейн! А моих джемшидов все нет и нет...
Слова Шагаретт о джемшидах Сахиб Джелял пропустил мимо ушей, о чем ему пришлось позже пожалеть. Он оставил Гвендолен с Шагаретт, а сам поспешил искать Мансурова.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
______________________________
ВНУК ДЖЕМШИДА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Если ты соберешь и накопишь
золота, словно песку, все равно после
тебя оно останется в наследство другим.
Д ж а л а л е д д и н Р у м и
Мир непостоянен. Нет верности в
нем. Ветхий, ветхий мир! Чего только
нет в нем! Ты громоздишь дворец, но это
лишь текучая вода.
И б н М и с к а в е й х
Из "райского имения" Мансуров выехал после полуночи. Он проводил Шагаретт до лагеря джемшидов, расположившихся среди холмов вблизи Баге Багу.
Расставание было трудным. И потребовалось немало убедительных слов, чтобы успокоить прекрасную джемшидку, доказать ей необходимость поездки в Мешхед. "Да погибнет твой сын! Да сгорит Хорасан с твоим Мешхедом! Но ты вернешься!" - взяла Шагаретт с Алексея Ивановича страшную клятву. "Приеду! Вернусь во что бы то ни стало!
– торжественно сказал Алексей Иванович. Обязательно приеду и обниму нашего сына!"
Дорога была отвратительная, автомобиль не столько катился, сколько прыгал козой, и шофер Алиев потребовал остановки:
– Отдохнем малость. Гайки подкрутим малость.
Видавший виды "фордик" действительно угрожающе скрипел, дребезжал, стонал.
– О, а это что-то новое!
– удивился Мансуров, разглядывая здание из бетонных плит с вывеской "Англо-Першен и К°".
– Бензоколонка! Такие только в кино видел, - не постеснялся он признаться, когда тут же в облаке пыли подкатил "мерседес" Сахиба Джеляла, потерявший здесь, на хорасанских дорогах, свой блеск и лоск и не менее нуждавшийся в профилактике.
Все выбрались из машин и направились к домику. Бензоколонки на дорогах степей и пустынь в Иране были новинкой и вызывали не столько восторги перед автомобильным "сервисом" сколько удивление.
– Клянусь аллахом, бензоколонка есть, бензина нет.
– Алиев, сам родом из бензиново-керосинового Баку, скептически относился даже к появлению бензоколонок в Иране. Но на сей раз Алиеву пришлось признать, что Хорасан обскакал Азербайджан.
– Вах!
– воскликнул он.
– Смотрите, барышня!