Колесница Джагарнаута
Шрифт:
Почему в таком богатом ауле не нашлось несколько лишних одеял и кошм, не говоря уже о коврах? Ведь арчины всюду так гостеприимно принимают "анжиниров". А тут поскупились. Конечно, Алексей Иванович промолчал. Он привык спать прямо на земле. А вот Аббас Кули возмутился, что им отвели сырое, темное помещение в глубине какого-то мрачного двора подальше от ворот: "У них, начальник, очень хорошая михманхана есть. Не любят люди того, кто гостями пренебрегает".
Он имел в виду старейшину селения - толстоликого с серебряной бахромой бородки, оттенявшей пышущие румянцем щеки. Старейшина сидел надменно весь вечер, не притронулся к ужину
Сейчас лежа и мучительно призывая желанный сон, начальник экспедиции пытался понять странную отчужденность мурчинских "яшулли". Их поведение не вязалось с настроением всех, буквально всех дехкан, для которых появление "анжиниров", искавших воду, являлось предвестником новых счастливых времен, обещавших изобилие воды, высокие урожаи, зажиточную жизнь.
Он перебирал в памяти кровавые эпизоды борьбы за водные источники.
Сегодня вечером певец развлекал гостей. Но и дастаны у него были в тон всему мурчинскому гостеприимству - мрачные. Он пел:
На перекрестке семи дорог стоял город.
У Келатских гор, сытых источниками.
Имя того города - цветника рая - Аннау.
Жила я, шоира Саиб, в семье доброго Пира Саида Джелама
Под сенью виноградника и благоуханной айвы.
Разлучили меня с горами Келата,
Где, убаюканные счастливой жизнью,
не платили мы никому дани.
Накинулись на нас сорок тысяч всадников.
Вырвали меня из семьи Саида Джелама!
Пали под саблями пятьсот батыров-аннаусцев.
Двенадцать месяцев бились аннаусцы,
Не сдались многотысячным врагам.
Мыслимо ль, чтоб погиб навсегда
прославленный в истории Аннау?
Льет слезы поэтесса Саиб!
Льют слезы жены и сыновья аула Аннау.
Дастан так и назывался - "Слезы". Имя шоиры - поэтессы Саиб - певец произносил почтительно и даже напомнил, что она жила долго, много сочинила песен и умерла совсем недавно в Безмеине.
Поэма "Слезы", заунывный, рождающий в груди тревогу напев, многозначительные улыбки возбужденного Аббаса Кули, мрачные лица хозяев, мертвая тишина, стоящая в ауле...
Долго не мог заснуть начальник еще и потому, что Аббас Кули то и дело вскакивал и уходил куда-то, а возвратившись, ворчал что-то себе под нос. Алексей Иванович хотел ему сказать, чтобы он наконец угомонился, но не успел... заснул.
Проснулся он, как ему показалось, почти тотчас же. Аббас Кули скороговоркой бормотал ему в ухо:
– Проклятые! Я знал, догадался. Притащили из Персии... Какое ужасное дело... Девушки. Совсем молоденькие. О, пусть свалятся проклятые калтаманы в геенну... Что же происходит!
За обилием слов Алексей Иванович ничего не мог сообразить. Он нарочно зевнул:
– Зачем вы меня разбудили, Аббас Кули? Что? У вас экстренное дело?
– Экстрен! Экстрен, поистине экстрен!
Оказывается, Аббаса Кули просто распирали драматические новости. В советском ауле Мурче настоящее злодейское гнездо калтаманов работорговцев. Калтаманы вечером привезли через Бами - Бендесен тайком завернутых в кошму двух девушек из персидского Хорасана. В ауле Мурче лишь привал, перевалочный пункт работорговцев. Девушек увезут на рассвете в пустыню Каракум. Девушки запрятаны совсем близко - на женской половине у толстоликого старейшины. Серебряная борода его - лишь прикрытие коварства и зловредности. Старейшина с серебряной бородой настоящий бардефуруш. Он со своими мурчинцами сто лет калтаманит в Хорасане и торгует прекрасными пери. Проклятые калтаманы!
Аббас Кули умоляет начальника остановить руку злодеев. Надо спасти несчастных, злодейской рукой оторванных от груди матери и брошенных в тьму и мрак невольничества. Начальник - советский человек.
Советы запрещают рабство.
– Умоляю, пошли! Посмотри, начальник, сам. Если ты, начальник, не злодей - помоги!
– Подожди, Аббас Кули! Не торопись определять меня в злодеи! Объясни толком.
Он все еще не понимал, что случилось, но был уже одет и искал в кармане спички, чтобы зажечь свечку. Аббас Кули схватил его за руку:
– Не зажигайте! Они догадаются. Потихоньку надо. Идемте. Я вас проведу.
– Тс-с! Прежде чем идти, надо знать - куда. И зачем? Объясните толком.
Все так же вполголоса, захлебываясь от обилия слов и ярости, Аббас Кули наконец объяснил, что случилось.
Еще перед ужином Аббасу Кули показалось странным поведение старейшины. В закоулках селения прятались тени вооруженных людей. Всю экспедицию мурчинцы практически держали под домашним арестом. Аббаса Кули остановили на соседней улочке и грубо потребовали, чтобы он шел к себе во двор. Голос звучал жестко и угрожающе. "А я ведь только хотел зачерпнуть в кувшин для вас, начальник, холодной ключевой воды". Самое удивительное и таинственное произошло во время ужина. Аббас Кули, как всегда, не мог усидеть за дастарханом и сам выбегал к двери, когда на пороге появлялась женская фигура с блюдом в руках. То ли ему хотелось поближе рассмотреть женское личико, то ли сказывалось воспитанное с детства рыцарственное отношение к матери и к женщине вообще, но он не мог усидеть на месте и смотреть, как женщины обслуживают гостей, сидящих за дастарханом.
Принимая из маленьких, богато убранных кольцами и браслетами ручек тяжелый глиняный ляган с грудой вареного мяса, он вдруг услышал шепот: "Двух девушек держат взаперти в этом доме. Рабыни. Их надо спасти!"
Прошелестел шепот, а Аббас Кули все стоял с ляганом, отчаянно вытягивая шею и топорща усы в надежде услышать еще что-нибудь.
– Я пополам узбек, пополам перс! Возмутилась моя персидская половина. Как! Двух персидских, хорошеньких, белотелых девушек-персиянок ввергли в неволю. И я сказал себе: "Аббас, у тебя есть револьвер, выданный тебе твоим начальником. В револьвере семь пуль. Иди освобождай пленниц. Спасай рабынь! Стреляй в проклятых калтаманов! Ты стреляешь, как Нимврод. Ты попадаешь за сто шагов в ножку муравья и в подвешенное на нитку горчичное зернышко. Иди!"
Тут уж начальник встревожился всерьез:
– Вы с ума сошли! Револьвер вам я выдал не затем, чтобы вы поднимали в мирном ауле стрельбу.
– Надо стрелять. Они жадные, эти калтаманы. Так просто они не отдадут нам девушек.
– Подождите! Еще раз говорю: надо разобраться.
Узнав о пленницах, Аббас Кули ни минуты не медлил. Вот тут-то опыт контрабандиста пригодился ему вполне. Где крадучись, где ползком по плоским крышам смыкавшихся домов и конюшен, пользуясь темнотой - в ауле Мурче не было ни единого уличного фонаря, - он умудрился обследовать весь аул. Он разузнал все и смог даже найти ту небольшую кладовку, куда бардефуруши запрятали своих пленниц.