Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е
Шрифт:
— А теперь самое трудное, — говорила она, придерживая дверь. — Теперь на пятый этаж. Философы теперь живут на чердаках. Донесешь?
— Донесу, — сказал Адамчик хриплым голосом.
— Представь себе, что ты — Иисус Христос, — говорила она, поднимаясь впереди. — Ты несешь свой крест. А вокруг тебя римляне, иудеи. И ты… Не устал?.. И ты несешь его на Голгофу (это гора), а они тебя бьют, смеются над тобой, издеваются. А потом… а потом они распнут тебя… на кресте, то есть на этом крокодиле,
«Красивая… — думал Адамчик, глядя, как под шубкой плавно переливаются высокие бедра. — Надо адрес записать».
— Стоп, — скомандовала она. — Поставь к стене. Устал, бедненький. — Она сняла перчатку и погладила Адамчика по лицу. Достала из сумки сладко пахнущий платочек, вытерла ему лоб. Потом позвенела ключами и распахнула дверь. Адамчик заглянул в темный коридор.
— Ой, нет, сюда не надо, — торопливо сказала она. — У нас тут страшно. И где-то должна быть своя рабочая сила. Сила, эй! — крикнула она в коридор. — Приехал матрас!
Вдали хлопнула дверь.
— Ой, — сказала она и застучала каблуками в темноту. Адамчик слышал, как она остановилась, и какой-то невнятный шепот, шелест. На площадку вышел сильный парень с гладкой короткой прической, взглянул вопросительно на Адамчика, неумело подхватил матрас за край и поволок его в темноту.
Дверь захлопнулась.
9
— Ромка, в лыжную секцию хочешь? Будешь играть в шашки? Пойдешь с нами в Театр музкомедии?
Почти каждый день подходит к нему обойщица Валя, всегда с блокнотом и карандашом в руке. Спрашивает официально. Она теперь комсорг цеха.
— Ну, а пойду, так что? — спрашивает Адамчик.
— Ничего, тогда запишу, — говорит Валя, размахивая блокнотом.
— Ну чего ты ко мне пристала? — кричит Адамчик, пытаясь ущипнуть Валю. — Запиши меня целоваться!
— Да не умеешь, мокрохвостый! — сердито отвечает Валя и убегает, размахивая блокнотом.
— Ухаживает она за тобой! — смеется бригадир Клава. — Смотри, Ромка, женит на себе.
— А пусть! — говорит Адамчик. — Я согласен.
— Да она грамотная, — смеется Клава, — в школу ходит. Она на тебя, неуча, и не посмотрит.
— Посмотрит, — говорит Адамчик, — вот увидишь!
И ходит провожать Валю от проходной до общежития — три минуты шагом, одна бегом.
— Хочешь, Валь, в школу запишусь?
— Мне-то что — записывайся. Сам умнее будешь.
— А хочешь, поцелую?
— Иди, козявка!
— Валя, а что ты в школе проходишь? А скажи что-нибудь умное?
— Знаешь,
— Нет…
— Гороховая…
— Ага…
— Ромка, получишь по рукам. А какой литературный герой здесь жил?
— Скажи.
— Здесь жил Обломов.
— А что он делал? Он у нас работал?
— Ой, Ромочка… Он был барин, а фабрики тогда еще не было.
— Барин… А что он делал?
— Ничего. На матрасе лежал.
— Он думал?
— Нет, кажется, не думал. Просто лежал.
— Валь, а хочешь, я тебе мысль скажу? Знаешь, для чего у человека ногти?
— Нет…
— Для молотка. Чтобы бить. И чтобы не больно.
— Ромочка, как же не больно, когда больно?
— Хитрая, а если бы ногтей не было? Тогда еще больнее…
— Ой, Ромочка, голова садовая… Умница ты моя…
И Валя глядит Адамчика по голове — совсем не так, как он хочет, обидно.
— Ну, как? — спрашивает на конвейере Клава. — Присох?
— Отстань! — кричит Адамчик. — Стукну!
— Ромочка, мы идем добровольно сдавать кровь! Тебя записать?
— Записывай! — сказал Адамчик.
В Институте переливания крови белые стены пугали. Пугала тишина.
— Ой, Ромочка, боюсь! — шептала Валя.
— Ничего, не бойся, — успокаивал Адамчик. — Видишь, написано: безвредно для организма.
Женщина-врач выслушала Адамчика и измерила давление.
— Молодец! — сказала она. — Только почему ты такой худой? Мама не кормит?
— Кормит… — сказал Адамчик. — А худому нельзя?
— Отчего же нельзя — можно, — сказала врач. — Вот давление у тебя низковато для возраста. Бегаешь много, мало спишь?
— Мало, — признался Адамчик.
— Почему? — спросила врач.
— А я думаю, — сказал Адамчик. — Мысли по ночам появляются.
— Появляются… — Врач улыбнулась. — Ночью надо спать, а не думать. От этого кровь портится… Может быть, не будем сегодня, в следующий раз, а?
— Давайте сегодня, — сказал Адамчик. — Я хочу.
— Кто первый? — спросила сестра в марлевой повязке на лице.
Девушки смущенно зашептались. Адамчик увидел, как ему подмигнула Валя, и шагнул вперед.
Он лег на жесткую кушетку, просунул руку в круглое окошко. Скосив глаза, увидел, как сестра охватила руку жгутом. Адамчику стало не по себе от прикосновения жгута. Он увидел холодные внимательные глаза сестры над рукой, шевельнулся.
— А где тот человек, которому кровь?
— Спокойно! — сказала сестра. — Сжимай руку, разжимай… Вот так. Человека нет.
Стеклянная колба медленно наполнялась красным. Кровь поднималась от деления к делению, и колба постепенно становилась сизой.